Арабеска зеркал. Саша Лонго
Как мне быть?
─ Прекрати истерить… Что она видела? Вы же не целовались?
Этот вопрос, заданный вскользь, как будто между прочим, сделал свое дело. Стало очевидным, что Нину интересуют пикантные подробности так же, как будут интересовать всех. Аркадия почувствовала холодок, пробежавший по спине осуждающим шепотом: «Как же она могла? Она ─ студентка с учителем… Старше ее на двадцать пять лет, несвободен. К тому же муж ее педагога! Ну, это уже чересчур…»
Аркадия мгновенно собралась и, открыв маленькую сумочку, достала пудреницу. Смятение никуда не исчезло, но привычный жест, которым она касалась пуховкой заплаканных щек, привел в чувство, помог сконцентрироваться на словах и голосе, ставшем враз чужим и далеким:
─ Ты знаешь, Нин, ты иди… Я уже в порядке.
Нина обиделась окончательно: что это она нянчится с этой избалованной выскочкой, которая влюбила в себя их обожаемого педагога. И пользуется теперь своим положением.
─ А ты знаешь, Ада, все ребята с курса думают, что тебе поэтому достаются главные роли в учебных спектаклях. И в «Мадемуазель Нетуш», и «Поцелуй меня, Кэт» ─ везде ты!
Ада смерила Нину высокомерным взглядом. Много позже ей будет казаться, что именно в этот момент она решила никогда больше не иметь подруг. Какой в этом прок! Она молча повернулась и пошла прочь, не обернувшись даже на изменившиеся интонации Нинкиного голоса:
─ Ад, Адка! Ну, прости… Я это по глупости, слышишь? Разозлила ты меня очень! Ада-а-а!
Она все думала и думала над словами Нины. И уже сама не могла понять, где в них водораздел между правдой и липким вымыслом… Аркадия действительно последнее время пыталась ответить себе на вопрос: нравится ли ей Всеволод просто как мужчина или в ее искренней привязанности к нему больше преклонения перед его профессионализмом, тонким художественным чутьем, талантливостью, статутностью в искусстве, всемогуществом. А может быть, она отчаянно видит в нем так несвоевременно ушедшего отца? Да нет, не может этого быть. Слишком они разные… Но разве мужчину невозможно полюбить за талант? Полюбить возможно, но позариться на чужого мужа ─ вряд ли… Аркадия понимала, что ей никогда не уйти от голоса совести, который она не могла заглушить ничем, потому что в эту гостеприимную квартиру в особенно величественном доме на углу улиц Пестеля и Литейного проспекта ее привела Василиса Николаевна Панкратова ─ любимый педагог по сценической речи, жена, хозяйка… Удивительно эклектичный дом, несмотря на арочные окна, галереи на фронтонах, павлинов, грифонов, растительный орнамент и другие обильные украшательства, производил впечатление гармоничного целого и, как ни странно, прочно ассоциировался у Ады с мастерством, вкусом и масштабом личности ее учителей.
Она прекрасно помнила тот вечер, когда, засидевшись за чашкой чая и разговорами, она дождалась прихода домой Всеволода Сергеевича. До этого вечера ее отношение к учителю, как и многих ее сокурсников, было замешано на обожании, трепете и легкой боязни разочаровать его. Он бывал строг