Как выжить и провести время с пользой в тюрьме. Виталий Зегмантович Лозовский
узнать по затравленному взгляду и по тому, как они вздрагивают при звуке открывающейся двери. После отбоя у них начинается приступ эйфорической радости – сегодня бить уже не будут.
Можно как угодно к этому относиться, но надо отдавать себе отчёт, что сегодня пытки, побои, запугивания являются основным способом дознания. Что, вообще говоря, является уголовным преступлением. И это происходит, как у нас любят говорить, в центре Европы, в первой половине XXI века.
4.
Сами опера считают, что с преступниками следует обращаться именно так, и никак иначе. Любят приводить примеры диких преступлений, раскрытых благодаря жёстким методам расследования. Но диких преступлений немного, а камеры переполнены. И хотелось бы думать, что преступления действительно совершил тот, кто признался. Как известно, за преступления Андрея Чикатило были расстреляны двое случайных людей, а третий успел отсидеть восемь лет. Да и не бывает таких полицейских, которые бы били только плохих, а хороших отпускали.
У некоторых оперов просматриваются мессианские наклонности – они считают себя призванными вершить справедливость, распоряжаться судьбами. Немного, однако, настораживает, что они настолько прочно владеют феней, что затрудняются переходить на обычный язык. Гордятся тем, что благодаря их работе и методам сошёл на нет вал преступности 95-97 годов. Остаётся, всё же, разобраться, что опаснее – преступления, совершаемые полицией или криминалом.
Полиция необходима, это бесспорно, но мы должны говорить и о том, какая она. Хуже всего, что нет реальных механизмов сдерживания полицейского произвола. Альфред Хичкок сказал: «Я не против полиции, я просто боюсь её».
Позиция жестокости по отношению к криминалу могла бы иметь какой-то смысл, если бы не тотальная коррумпированность системы. А иначе это только способ набить цену. В камерах только и разговоров, что о деньгах – следователь потребовал столько, адвокат – столько, лучше дать прокурору и судье, чем следователю, апелляция будет стоить дороже, чем суд, и так далее, и тому подобное. Обратите внимание на автомобили, припаркованные к департаменту, к судам, к прокуратурам. Если разобраться, то опера – марионетки в руках людей, находящихся на более высоких ступеньках структуры, им достаётся самая грязная, кровавая работа, и в этом смысле они тоже жертва системы.
Жестокость и продажность – это две стороны нашего правосудия.
Такие вот выводы сделал человек, попав под пресс правосудия.
Человек проявляет беспокойство, а не вернутся ли времена массовых репрессий. Думаю, что едва ли. Причин тому несколько, но две главные делают такую ситуацию практически едва ли возможной, разве что по чьей-то глупости, что на высших уровнях власти в ТАКИХ МАСШТАБАХ даже у нас, многострадальных, маловероятно.
Причины такие.
1. Репрессивные методы, пущенные в ход во времена Переворота 17 года сначала давали власти остро ей необходимый и вполне ощутимый результат, а затем применялись по