Сеанс мужского стриптиза. Елена Логунова
воду пойдем? Или займемся сбором урожая яблок? Самое время! – съязвила мамуля.
Я покачала головой и встала с лавочки:
– Нет, не по воду! Мы с тобой пойдем на кастинг!
– Куда-а?!
– В дом, где живет странный юноша Поль! Я случайно узнала, что Нина Горчакова работала там уборщицей. С ее смертью вакансия освободилась, и мы с тобой будем на нее претендовать!
Преисполнившись энергии, я двинулась к сараю, в котором у нас хранятся инструменты, более или менее полезные предметы домашней утвари и просто всякий хлам.
– Мы вроде еще не настолько нуждаемся, чтобы идти в прислуги? – испугалась мамуля. – Или… Ты думаешь, Борю и Зяму все-таки посадят?! И мы с тобой останемся без наших мужчин-кормильцев?!
– Типун тебе на язык! – с чувством сказала я. – И швабру тебе в руки!
– Швабра! – забавно обрадовалась мамуля, получив от меня допотопный поломойный инвентарь. – Настоящая, обыкновенная, деревянная! Сколько лет я такую в руках не держала, все с пылесосом да с пылесосом…
– Если поступишь на работу, пылесос у тебя тоже будет, но, боюсь, совсем не обыкновенный, – вспомнила я. – Держи ведро! Готова к трудовому подвигу во имя мужа и сына?
– Всегда готова! – торжественно ответила мамуля, размашисто отсалютовав мне шваброй.
Я едва успела уклониться от свистнувшей мимо моего лица настоящей деревянной палки.
– Тогда быстро смени запятнанную блузку на свежую, чтобы не портить имидж уборщицы-чистюли, и вперед, с песней!
Мамуля послушалась, и уже через четверть часа мы с ней бок о бок шагали по деревенской улице, направляясь к краснокирпичному особняку.
Надо сказать, песнопение нам с мамулей в полной мере заменило погромыхивание жестяного ведра. Оно легкомысленно приплясывало в моих руках, нарушая серьезность момента веселым звяканьем.
Подпав под настроение, мамуля начала выделывать акробатические этюды со шваброй. Она то клала ее на плечо, как длинноствольное ружье, то резко выбрасывала вверх – точь-в-точь мажоретка на параде! Это показательное выступление очень понравилось неизбалованным зрелищами бурковским собакам, и с полдюжины песиков присоединились к шествию, добавив к нашему с мамулей слаженному топоту и бодрому лязгу ведра свои звонкие собачьи голоса.
На шум из какого-то палисадника вынырнула бабка с тяпкой. С трудом разогнув спину, она удивленно посмотрела на нас и крикнула деду, сидящему на лавке под забором с газетой в руках:
– Петро, глянь-ка, че это за демонстрация?
Старикан остро глянул поверх очков и вновь безразлично зашелестел газетой, крикнув:
– Эт, Катька, кастрюльный бунт! Тебя не касается!
– Как это меня не касается? – возмутилась та. – Че, у меня в доме пустой кастрюли не найдется?
Через минуту легкая на подъем бабуся уже шагала в нашей группе замыкающей. На ходу она энергично колотила стальной ложкой по пустой полуведерной кастрюле и охотно давала пояснения всем желающим узнать, что происходит.
– Кастрюльная