Обнаженные души. Мария Тумова
летописи жертв.
В воздухе разразился острый резкий вой воздушной тревоги. Ксавье вздрогнул. Началась паника. Все устремились бежать: кто в сторону наскоро оборудованных убежищ, кто в сторону своих домов.
Сирена звучала долго, раздражающе, пугающе. А потом начали рваться снаряды. Ксавье мчался изо всех сил, так что стук сердца и топот собственных ног врывались в звуки молниеносно затихшего города, содрогающегося под звуками взрывов.
Стены дома уже были совсем рядом, когда очередная бомба с оглушительным ревом ударила в здание, вздымая вверх языки пламени, груды камней и осколков.
– Нет… Нет! – закричал Ксавье, валясь на землю.
Почерневшие, обуглившиеся стены, съедаемые языками огня, и оседающая пыль…
– Нет…
Он поднялся, кинулся со всех ног к дому, упал, вскочил, снова кинулся. Уже через мгновенье доски крыльца соскочили с опор и устремились вниз, едва не укрыв под собой мальчика. Но его удержали какие-то случайные прохожие.
Он, не отрываясь, смотрел на этот всепоглощающий ужас, не решаясь поверить. Слезы лились рекой. Он рвался изо всех сил, зло отбиваясь, не понимая, что руки, державшие его, спасали от гибели.
– Нет! Нет!… Сволочи! Я проклинаю вас! Я ненавижу вас! Ненавижу!
II
Яркий свет десятков электрических лампочек заливал золотом просторный банкетный зал. Все та же роскошь и красота. Казалось, что этого места и этих людей совсем не тронула война. Тот же блеск пышных приемов, сменились лишь темы для разговоров.
– Я предлагаю поднять бокалы за Анри Петена, – торжественно произнес Филипп Варенкур, – за человека, возглавившего наше правительство в такое непростое время.
Зал наполнился хрустальным звоном.
– Я не стану пить за предателя, – вдруг выпалил человек лет тридцати пяти, довольно высокий, с густыми каштановыми волосами, тоненькими аккуратными усиками и бородкой.
Взгляды моментально обратились к нему, а бокалы замерли в воздухе.
– Как вы смеете так называть этого человека, героя Первой мировой? Мсье… простите, не помню вашего имени, – с негодованием прервал тишину хозяин дома Филипп Варенкур.
– Эдмон Ловаль.
– Постойте, постойте, я, кажется, вашу фамилию слышал в связи с…
– В связи с выборами премьер-министра, – подсказал ему кто-то.
– Ах, да, – припомнил и Варенкур. – Вы один из тех немногих членов Национального собрания, которые голосовали против Петена.
Эдмон Ловаль кивнул, и узкая полуусмешка коснулась уголка его губ.
– Нас было восемьдесят, – поправил он.
В зале воцарилась тишина. Мсье Ловаль со снисходительным благородством окинул взглядом своих явных противников.
– Маршал Петен – выдающийся человек, и его действия снискали ему уважение и любовь всей нации… ну, разве что за исключением восьмидесяти депутатов Национального собрания, – насмешливо, едва ли не презрительно прервал эту неловкую паузу Варенкур.
– Когда-то