Берлога для Уммки. Народный роман-игра «Золотой Уммка». Александр Спиридонов
вредно, согласен. Я сам бросил: с утра ни одной… Но выпить сто грамм после работы – это даже полезно, недавно где-то читал. Правильно? А я сначала подумал, что ты, того, больной или прикидываешься, жуй-малажуй, – скороговоркой произнес Нико, подвижный, смуглый, с хитрыми темно-карими глазами.
Летчик первого класса, пролетавший всю жизнь в вертолетной авиации, он с досадой признался, что хотя в Гроссии нет ни одного региона, где бы он ни побывал, все же восточнее Укутии работать не довелось.
– Такого в принципе быть не может! Северянин, здоровый и чтоб не пил? Когда сказал, что учитель, то я все понял. Но мы ведь так, слегка. Да и что тут пить? – он удивленно посмотрел на стол.
Бутылка «Сербурской стужи», освободившись от содержимого, переместилась в угол комнаты к своим разнокалиберным собратьям. Ее место заняла «Мозговская особая».
Спиро, уже слегка окосевший, вздохнул:
– В такую жару пьют только самоубийцы.
– Это разве жара? Вот когда я работал в Настурции на опылении табачных плантаций, вот это была жара. Пятьдесят градусов в тени. И сорок рейсов в день. По пять минут. Взлетел – сел. У нас за месяц шестнадцать пилотов разбилось. Но платили. Сто долблей в день. Работа адская. Только виски и помогало. Да ты и не пьешь совсем, жуй-малажуй! Вот смотри, Питер. Он хоть и бывший моряк, но в нашей службе знает толк. Когда командир говорит можно, то это уже не можно, а нужно. Зато когда говорит нельзя, то это нельзя.
– Это точно, – мотнул головой по большей части молчавший Питер, ко всему прочему обладающий изрядными габаритами и лицом, иссеченным мелкими шрамами. – У нас раз в походе на БПК кино решили показать. Экран над палубой повесили. А это на экваторе было, жара. Вдруг небольшой такой шквал налетел, экран – в воду. Тут я за поручни, думаю, нырну. Командир мне: стоять! И тут же над полотнищем – оно так медленно опускалось – серая тень. Акула. Вот бы нырнул…
– На севере акул нету. У нас касатки.
– Акула! Ты знаешь, сколько у ней зубов? – обернулся к Алексу Нико. – Шестьсот. В пять рядов. У меня, кстати, жила однажды дома…
– Кто, акула?
Нико зажевал полпомидорины и кивнул.
– Волчица. Щенком взял. Так веришь, жуй-малажуй, возьмешь эдак лапу, поднесешь к листу ватмана, ширк – и лист на пять кусков. Вот когти!
– Волки у нас есть. Полярные. И медведи. Белые. С острова Кренделя. Бывает, и с Хохляски приходят.
– А, Меркания… Вот Питер, между прочим, еще и в морском спецназе служил. «Нарвалы». Мерканские «котики» им и в подметки не годятся. Принимал участие, – тут Нико перевел опустевшую «особую» в горизонтальное положение, – в подъеме лодки «Черный Август».
– Да, была история. Эти мерки-недомерки до нас пытались снять с нее секретку, но обломились. И все, заметь, из-за капитанской ноги.
– Ноги?
– Ну да. Капитан был немного нестандартный. А к каюте капитана обычно примыкает секретный