Корень Мандрагоры. Евгений Немец
улыбался. Этот гвоздь, боль и ужас, вернее, освобождение от них… все это переместило меня куда-то в другое место. Солнце высвечивало мутные вихри в поднятой ветром пыли, лежало на листьях березы, у меня на плечах, на крышах домов – это был все тот же родной двор, и все-таки не тот. Изменился я – изменился и мир. Меня охватила эйфория победы над самим собой, потому что знал, нет – чувствовал: отныне я смогу справиться с любой проблемой, противостоять любой угрозе. Именно тогда я ясно ощутил, что такое независимость: свобода от собственного страха.
Навстречу мне бежала мать, следом семенил один из моих дворовых товарищей, но никто из них, да и никто в целом мире не имел понятия, как безнадежно они опоздали. Своего Минотавра я уже победил. Свое спасение – уже приобрел.
С этого случая друзья по двору стали звать меня Гвоздь. Там все было просто, выражение «напоролся на гвоздь» упростилось до единственного слова, обозначающего такое важное событие в жизни двора. Я не возражал: это примитивное крепежное изделие, несколько грамм железа, вытянутого в спицу, отныне значило для меня гораздо больше, чем неприглядное прозвище. Я родился во второй раз, и ржавый гвоздь стал скальпелем акушера, сделавшим моей жизни кесарево сечение.
Информационное поле
Мара позвонил спустя неделю, предложил выбраться в парк и выпить пива, благо теплый июльский вечер располагал к прогулкам на свежем воздухе. Кислый был тут как тут. Иногда казалось, что у Кислого есть антенна, улавливающая намерения других, от него практически невозможно было избавиться. Вот и в тот вечер стоило мне выйти в коридор, как я на него наткнулся.
– Ты куда? – спросил Кислый, готовый кинуться вдогонку, если я попытаюсь сбежать.
Вуз мы окончили два года назад, но продолжали жить в общежитии. Комендант, старый хохол, понимал тяготы и невзгоды молодых специалистов, отпущенных на вольные хлеба, но и к любой случайной монете относился с уважением. Так что на предложение не выставлять меня за дверь (разумеется, в обмен на ежемесячное денежное вознаграждение) он согласился практически сразу, поторговался, конечно, не без этого. Для меня это был хороший вариант, потому что денег снимать квартиру не хватало, а возвращаться в пригород к матери категорически не хотелось: там часто бывала Белка, а у меня не было никакого желания с ней встречаться. Стоит ли говорить, что Кислый тут же последовал моему примеру, то есть договорился с комендантом на предмет жилья.
Понимая, что от Кислого уже не избавиться, я сказал:
– Черт с тобой. Пошли.
Кислый изобразил лицом благодарность, как будто он не поплелся бы следом, пошли я его куда подальше.
Мара присоединился к нам десять минут спустя. Мы шли по вечернему городу. Солнце уже скрылось за крышами западных многоэтажек, но все еще находило щели и брызгало в стекла витрин сияющим золотом. Кислый то и дело забегал вперед, заглядывал нам в лица, опасаясь пропустить что-нибудь интересное, но встречное движение пешеходов сносило