Лаки. Исцеление порока. Евгений Алексеевич Костюков
после смерти, но если я их там встречу… я не смогу смотреть им в глаза, мне будет
стыдно. Но потом я напиваюсь в очередной раз и, наконец, меня эти мысли покидают, и я
продолжаю жить.
– Хм, мне бы тоже, наверное, было стыдно… – задумчиво произнесла Ким – а я вот
надеюсь, что после это жизни не будет ничего, я просто уйду в небытие и успокоюсь на
веки.
Почувствовав мой удивленный взгляд на себе, Ким продолжила:
– Мне 23 года, а я уже столько всего видела, столько всего натворила, придумала
кучу оправданий для себя, но я знаю, что если после этой жизни настанет судный день, то… мне просто нечего будет сказать, у меня не будет аргументов в свою защиту. Я не
хочу оправдываться ни перед кем, за то, какая я была, потому, что этому, наверное, нет
оправданий. – Ким закинула ноги на кресло, в котором сидела и задумчиво положила
голову на колени.
– А как же Алекс? Ты хочешь, чтобы он ушел в пустоту? – недоумевающе спросил
я.
– Знаешь, даже пустота лучше, чем такая жизнь. Алекс еще ребенок, но ему
приходится поставлять всю эту химию таким же детям, даже еще младше. Однажды
старшеклассник перебрал с «дурью» и захлебнулся собственной слюной практически на
руках у Алекса. Ты не представляешь, в каком состоянии был мой брат, он хотел уйти из
этого бизнеса, но его сначала избили до полусмерти, потом надругались над ним, но он
готов был умереть, только не травить детей. Но они нашли рычаг, они пообещали, что
убьют меня на его глазах, если он не продолжит приносить доход. Он согласился
продавать смерть другим подросткам ради жизни грязной проститутки. Он живет
ненавидя и себя и меня и весь мир, но не может ничего поделать с этим,… Да, я хочу,
чтобы Алекс ушел в пустоту, в спокойствие. – Мария залпом выпила пол стакана виски, и
отвернулась к окну.
В свете тусклой лампочки я увидел маленького, такого одинокого человечка. Я
встал, взял плед, и подошел к Ким. Присел на подлокотник кресла и накинул ей на плечи
покрывало. Так мы просидели в тишине около получаса, пока я не услышал тихое
сопение, и не понял, что она уснула.
Я аккуратно перенес ее на кровать, а сам так и просидел до утра в кресле, в тишине
допивая и пытаясь заглушить в себе такой правильный, но такой надоевший голос.
Наутро, хотя дело было ближе к обеду, мы с Марией сделали вид, что никакого
разговора не было. Алекс проснулся, как никогда с приподнятым настроением и был
весьма разговорчив. За кофе мы разговор велся просто ни о чем. Я ждал момента, чтобы
вывести Ким на разговор один на один, но она как будто чувствовала, и никак не давала
мне возможности. Наконец Алекс ушел в туалет, и мы остались одни.
– Даже не начинай, я знаю, что ты хочешь мне сказать – и все-таки мне не казалось, что она уходит от разговора.
– Но ты даже не хочешь меня выслушать?
– Нет. Не о чем тут говорить.
– Мария,