Чувства. Евгений Сивков
среднее между «г» и «х»). Для близких этот каприз танкиста остался нераскрытой тайной: никаких украинских корней в роду Хохлачёвых не наблюдалось, пристрастия к малороссийскому фольклору Ганин отец тоже не питал. Уже много лет спустя, когда Ганя начала всерьёз сходить с ума, ходила в вышиванке и призывала прыгать всех, кто не относится к племени клятых москалей, она придумала себе польско-литовско-украинскую родословную. На ветвях генеалогического древа, корни которого Ганя заботливо доводила до князя Гедиминаса, были отмечены имена Марины Мнишек, Марии Валевской и почему-то Софьи Перовской. Но это было потом. А в детстве Ганя немножко стеснялась своего имени и требовала, чтобы все (кроме любимого папочки, разумеется) звали её официально: Анной. Но после смерти отца Анна снова стала Ганей.
Мать девочки почти не помнили. Тихая спокойная учительница русского языка и литературы скончалась от пневмонии, когда Гане исполнилось два года. Отец так больше и не женился, хотя через несколько лет после смерти хозяйки дома в гости к Хохлачёвым стала регулярно захаживать тётя Люда. Она приносила девочкам скромные гостинцы, оставалась на ужин, а после того, как со стола была убрана (а затем вымыта) посуда, отец с гостьей уединялись в спальне.
Но через какое-то время визиты тёти Люды прекратились. Почему у Хохлачёва не сложились отношения с этой, в общем-то, приятной и доброй женщиной? Кто его знает. Может быть, к пятидесяти с лишним годам измученный ранами и болезнями организм окончательно отказался от выполнения репродуктивной функции. А может быть, свою роль сыграли укоризненные взгляды Ганн и кривые усмешки Саши, которыми они награждали отца после ухода соседки.
Через несколько лет Хохлачёв ушёл на пенсию, и всё свободное время Ганя проводила с отцом. Сашка, выполнив свою долю домашних обязанностей, убегала на улицу, где и проводила досуг в своё удовольствие в компании с самыми отпетыми хулиганами и их шальными подругами. А Ганя устраивалась на диван рядом с любимым папочкой. Они вели долгие задушевные беседы, слушали радиопередачи. Но чаще всего просто читали. Точнее, читала Ганя. Вслух, поскольку врачи категорически запретили отцу напрягать единственный глаз. Книги Ганя брала в школьной библиотеке или в шкафу, оставшемся от матери. Вкусы у отца и дочери Хохлачёвых были самые консервативные: русская классика, Бальзак, Гюго, Диккенс, Вальтер Скотт и Марк Твен. А ещё Ганя любила читать отцу стихи. И это был не вошедший тогда в моду Есенин. «Фи, дурной вкус, папа!» – наморщила носик девочка, когда отец попросил прочитать ему что-нибудь из народного поэта. Не разделяла она и любовь многих своих одноклассников к Евтушенко и Рождественскому. Её кумирами были Тихонов, Багрицкий и полуподпольные в то время Ахматова и Мандельштам. Литературные пристрастия пани Гани должны были подчеркнуть её неординарность.
Отношения с противоположным полом у дочери героя-танкиста складывались неоднозначно. Красавицей она точно не была. Дурнушка? Несмотря на жиденькие волосы мышиного цвета, которым она придавала