Креститель. Александр Прозоров
язычники, распахнув ворота дворов и двери изб, прямо на улицу выставляли столы, всем желающим наливали что-то пенное и хмельное, грудами насыпали пироги, выносили миски с грибами, капустой, а то и мясом. Пели, кричали. Стоящего посреди одного из перекрестков идола с угрюмо опущенными уголками глаз украсили желто-синим венком, залихватски сдвинутым набок, поставили ему под ноги бадью с брагой и глиняную кружку…
Среди общего гомона ухо монаха наконец-то уловило тихий уголок. Ираклий повернул туда и обнаружил совершенно пустой, тенистый тупичок, где никто не орал и не веселился. С огромным облегчением он перекрестился на список Троеручницы, висящий над дверью в одну из изб, отдельно – на младенца, которого удерживала на руках богоматерь, но стучаться не стал, ища двор более зажиточный. Как понял монах – здесь, в этом закутке города, обитали только христиане. А потому он уверенно прошел мимо череды приземистых домиков и остановился перед воротами с образом Георгия, молящегося с отрубленной головой в руках. Перекрестившись, посланец кивнул слугам. Агафен тут же выскочил вперед и заколотил в двери, не жалея кулаков.
– Кто там дверь ломает, во имя Христа?! – послышался вскоре встревоженный возглас.
В калитку выглянул старик с большими складчатыми мешками под глазами и толстой щетиной.
– Не поминай всуе имени божьего! – сурово отчитал его Ираклий, и старик тут же упал на колени:
– Прости, отче! Тревожно нам в дни сии, испытания господнего ждем.
– Здесь я всего лишь путник, – подошел к нему монах и протянул руку для поцелуя. – Ищу ночлега, стола и крова на много дней. Не скажешь ли ты, сын мой, где сыскать постоялый двор, хозяином в котором был бы почтенный христианин, а не дикий язычник, дабы мог я спокойно блюсти посты и возносить положенные молитвы,
– К чему искать, отче? – чуть ли не испугался старик. – Мы с сыном с радостью разделим с тобой кров и стол, и свои молитвы.
– Мне не хочется чинить неудобства единоверцам своим.
– Что ты, что ты, отче! – отступил тот, освобождая проход. – То не в тягость, то в радость нам будет…
Ираклий, смилостивившись к просьбам хозяина, ступил во двор, прошел к двухэтажному дому и удивился недовольному мычанию из примыкающего к воротам хлева:
– Чего скотина недовольна?
– Не кормлена, отче. Пост ведь сегодня, среда. Опять же, молимся мы все. За спасение душ несчастных, что блуду и веселию бессмысленному предаются.
– Что молитесь за спасение душ не токмо своих, но и ближних, то хвалю, – кивнул монах. – А вот скотину с пустыми яслями оставлять грешно. Нет у нее души святой, оттого и пост блюсти она не должна.
– А и то верно, – радостно закивал старик. – Пошлю, немедля пошлю девку всем ячменя задать, да брюквы свиньям запарить. А то томится скотинка-то. Никакой радости в ней нет.
Ираклий вошел в дом, перекрестился на красный угол, потом поднялся по лестнице, с которой доносилось тихое бормотание. Ступив в