Шеврикука, или Любовь к привидению. Владимир Орлов
не хотел вас обидеть, – сказал Шеврикука. – И собеседник я не привередливый. Поэтому, наверное, мне нередко случается выслушивать чужие мысли вслух… Сомнения, предположения… и прочее… Совсем недавно имел такой длительный разговор. Я более молчал и выслушивал… И не было обид… И что же у нас в курганах, так скажем? Есть ли сокровища, накопленные и приобретенные в столетиях?
– Вам ведомо самому.
– И что же, над ними лежит камень Алатырь, змей огненный сидит в медном доме и бодрствуют старцы, не скованные и не связанные?
– Вам ведомо самому.
– Нет, Петр Арсеньевич, не ведомо.
– Мне, стало быть, тем более. Я до сих пор пребывал в прихожей посиделок.
– Вы обиделись на меня, Петр Арсеньевич. Снова прошу у вас извинения. Дури мне не занимать. Но к вам я отношусь без иронии, а с почтением. Мне даже могло прийти в голову, что вы из тех старцев, не скованных и не связанных, коим выпало бодрствовать и оберегать. Или хотя бы быть посвященным в их суть.
– Вы ошибаетесь, – сказал Петр Арсеньевич. – К тому же вы справедливо заметили – чего стоят давние слова о камне Алатыре и змее огненном. Это – простодушие начальных испугов и надежд. Оно не возвратится.
– Но если дать волю фантазии… Что же могло быть бы в наших курганных сбережениях?
– Полагаю, что не золото, не камни смарагды и не сапфиры.
– Половник для щей, ухват, кочерга, братина, ендова, сбитенник, самовар, кадка с соленьями…
– Что, что? – напрягся Петр Арсеньевич.
– Это я так… Вспомнил нечто, кем-то недавно произнесенное… – сказал Шеврикука. – И что же, в тех ендовах, в тех сбитенниках и кадках было бы разлито одно благо? Одни меды и кисели?
– Не думаю. Горькие соки никуда не истекают. И не высыхают. И много ли в нас блага-то? Как и в людях? К тому же будто бы сказывается происхождение. Иные из-за него самоедствуют и корят сословие. Другие из-за него же, напротив, трубят в фанфары.
– Из-за какого происхождения?
– Из-за предания, что мы низвергнуты. А уж потом наполнены людским.
– Это спорное мнение. А предание, возможно, позднее и подложное.
– Да, мнение спорное. И предание… Согласен… Но блага в нас, увы… И приумножается ли честь? Да что – приумножается? Сберегается ли честь? Оттого я и увлечен рыцарством, хотя сам пребывал в грехах и проказах, что там была честь!
«Заклинило старика», – подумал Шеврикука. Он был сейчас не только спокоен, но и благодушен.
– А этот змей, про которого говорят, что завелся в Оранжерее, – улыбнулся вдруг Петр Арсеньевич, – надо полагать, не Фафнир и не Беовульфова судьба. Те ведь не только извергали огонь, но и имели крылья…
– А что, – спросил Шеврикука, – в Оранжерее завели змея?
– Говорят…
– Петр Арсеньевич, – сказал Шеврикука, – если у вас не исчез интерес, я мог бы дать вам листочки с рисунками и оттисками. Но, конечно, с возвратом. И ненадолго.
– Что вы! – воскликнул Петр Арсеньевич. – Конечно не исчез! Мне только