Неоднажды в Америке. Светлана Букина
метафора эта – положительная. Мои же корни скорее напоминают корневую систему дуба: один корень в стране, где я родилась и выросла, на языке которой говорю, другой – в стране, где я живу, которую очень люблю и на языке которой тоже говорю и пишу, а ещё один корешок пророс в страну моих предков, с которой какая-то особенная генетическая связь и в которой у меня много друзей и родственников. Стоя на этих обвивших весь мир корнях, я очень стабильно себя чувствую. Крепко так стою, хорошо.
Но с завидной периодичностью появляются люди, объясняющие мне, что Россию я любить обязана, потому что она дала мне «а», «б» и «в», что Израиль любить я не могу, потому что я там была две недели в своей жизни и не говорю на языке страны, что Америку я любить, конечно, могу, но не должна, потому что она «а», «б» и «в», и вообще скорее всего не люблю, а просто наслаждаюсь американским уровнем жизни, и что корни мои растут не туда и не оттуда. То есть фактически люди объявляют себя экспертами того, что творится в моей голове. Они лучше знают. Может, всё-таки стоит говорить «мне здесь нравится/не нравится», «для меня язык не отделим от страны» и т. п., а не проецировать своё видение мира на других и не навязывать дубу морковный менталитет? Может, стоит признать моё право отделять то, что отделяется, соединять то, что соединяется, любить то, что любится, чувствовать себя дома там, где хочется, и говорить на тех языках, на которых я хочу говорить?
Мы космополиты. Только не называйте нас безродными. Мы на своих корнях очень крепко стоим. У нас просто корни другие.
Иммигрантско-обескураженное
Подвизалась я как-то написать статью о поисках секса через Интернет. В частности, мне нужно было проинтервьюировать довольно много свингующих пар. Некоторые из них были русскоязычными и предпочитали свинговать исключительно с другими русскоязычными парами. Как вы понимаете, секс тут вообще ни при чём – большинство иммигрантов предпочитают общаться с друзьями-иммигрантами. Проблема сия стара как мир, но взгляды свингеров меня, честно говоря, поразили. С американцами они уже и трахаться не хотят – поговорить с ними, уверяют, не о чем. Я себе представляю эти глубокие диалоги после групповухи.
Когда я слышу нечто подобное от тех, кто эмигрировал после сорока, да пусть даже после тридцати пяти, я не слишком удивляюсь: личность уже сформирована, да и язык родным никогда не станет. Но когда нечто подобное говорят те, кто эмигрировал и в 20—25, а то и раньше, у меня волосы дыбом встают. Причины чаще всего приводят две – разница интеллектов и разница менталитетов.
Начнём с интеллекта, точнее с интеллектуального снобизма. Многие русскоязычные иммигранты являются… нет, не интеллектуальной элитой, конечно, но образованными людьми, любящими классическую музыку и джаз, читающими литературу всех стран мира, интересующимися разными дисциплинами – от философии до политологии, да просто любящими говорить на серьёзные темы, а не болтать о пустяках. Какой-нибудь кандидат наук из Москвы заявляется на среднеамериканскую вечеринку