Новый век начался с понедельника. Александр Омельянюк

      Когда людьми неведомая сила

      Незримое нарушила табу…

      И мать моя ведь, Алевтина,

      Почила… в голубом гробу…

      Любимой матушке моей,

      «Сергевне», просто Алевтине,

      Я напишу стихи скорей,

      Пока слова не засосало в «тине».

      Я с матерью всегда был откровенным.

      О чём бы ни беседовали мы.

      А собеседником она была отменным,

      И подмечала все мои черты.

      Ни с кем другим нет у меня ведь понимания.

      Всё потому, что я совсем другой.

      Родители не оставляли без внимания:

      Я сын отца и матери родной.

      Я чувствовал всегда её поддержку,

      Так, как в семье желанным был рождён.

      И, если замечал за ней издержку,

      Её любовью был я поглощён.

      Я помню, как мы с мамой уезжали

      Из дома – дачи, где уж слишком сорок лет

      Бок обок вместе мы дела свершали,

      Чрез множество, пройдя проблем и бед.

      Она оставила свой посох у крыльца,

      Сойдя с его последнего венца.

      И из машины дом перекрестила,

      И, как бы, в памяти своей весь сохранила:

      В надежде вновь сюда вернуться,

      Природе дачной мило улыбнуться,

      В тепло вновь лета сразу окунуться,

      И от мирских забот совсем очнуться.

      Я строил планы уж на будущий сезон.

      Она сказала, что дожить бы надо.

      В словах её, конечно, был резон.

      Теперь она уж не увидит сада,

      Который так лелеяла она,

      Но больше прокопавшись в огороде,

      Ничем существенным не жалуя себя, –

      Дитя, воспитанное жизнью на природе.

      Моя душа с ней рядом отдыхала.

      Моим словам она всегда внимала.

      И, как никто другой, всё понимала.

      Какой я есть, таким и принимала.

      Советовала мне недавно мать,

      Чтоб я пораньше спать ложился,

      От жизни чтоб не утомился,

      И утром свежим смог бы встать.

      Меня она всегда ведь понимала.

      И понимала, как никто другой.

      И пониманьем этим вдохновляла

      На трудные житейские дела порой.

      Два полных месяца прожив на даче,

      Вела хозяйство чётко, не спеша.

      И не могло ведь быть иначе.

      Нам жизнь казалась, просто хороша!

      Забор мне летом помогала ставить.

      Стихи мои читала каждый день.

      Меня пыталась ведь на верный путь наставить,

      На нужный в жизни лад, хоть я давно не пень.

      Мне много летом помогала.

      Одна частенько там дневала.

      От одиночества, тоски

      Все перештопала носки.

      Мы с ней беседовали много

      На даче, в августе, в конце.

      Меня напутствовала строго

      Улыбка на её лице.

      И верен я её заветам,

      Как жизнь оставшуюся жить.

      И