Сольск. Алан Кранк
поле поплыло перед глазами.
– До чего дым едкий, – Илья Тимофеевич скривился и потер кулаками глаза.
– Да, задымило. Точно под Бородином. Возьмите, ваше благородие, – приказчик протянул свернутый вчетверо застиранный платок.
– Не надо. У меня свой есть. На той неделе младшая подарила. Рукодельница растет. Замуж выдавать будем, очередь из женихов до Вологды выстроится, – Илья Тимофеевич вытер слезы и громко высморкался. – Надо обойти вдоль леса, поглядеть. Может, туда дальше к реке что осталось? Только пешком. Лошадь ноги переломает.
– Будет исполнено, ваше благородие, – Макар поправил сапоги и бодро зашагал вглубь тлеющего поля. Скоро он исчез в дыму.
Огонь тушили весь день и всю ночь. Первые две попытки отрезать от огня уцелевшую пшеницу провалились. Лошади, учуяв запах дыма, отказывались идти, а распаханные полосы оказались слишком узкими. Огонь, перескочив через них, двигался дальше.
Лишь на рассвете следующего дня, когда перепахали узкий перешеек между двумя крупными полями, пожар удалось остановить. Уцелело не больше осьмушки всех хлебов.
Большой черный камень размером с пивную бочку лежал в грязи скотного двора. Илья Тимофеевич деловито стоял над находкой, заложив руки за спину.
– Надо расколоть надвое.
– Пустая затея, Илья Тимофеевич. Только деньги потратим.
Хозяйские прихоти на фоне грядущей большой беды (а в том, что зимой имение ждет голод, Макар уже не сомневался) выглядели особенно глупо, если не сказать цинично. И было что-то еще. Он чувствовал исходящую от метеорита опасность. Никакой логики – только предчувствие. Как двенадцать лет назад в блиндаже, когда он оборвал разговор на полуслове и выбежал наружу, прежде чем в укрытие угодило ядро. Все, кто остались в землянке, погибли.
Макар обошел камень вокруг. Это как гадюка: ничего страшного, пока она в поле зрения и на безопасном расстоянии. В барина же словно черт вселился. Третий день он только и говорил, что о небесных камнях. Илья Тимофеевич как будто одновременно оглох, ослеп и поглупел. Как можно не чувствовать зла, спрятанного в этой глыбе? Или оно как-то подчинило его себе и через него хочет выбраться на волю? «Брось дурить, солдат, – тут же мысленно оборвал Макар себя. – Камень есть камень. И ничего больше».
Мог ли он в тот момент отказаться исполнять приказ или отговорить барина от этой затеи? Наверное, мог, но не стал этого делать. То ли потому что не представлял, какими будут последствия этого нелепого предприятия. А может, из-за того, что заключенное в подарке небес зло подчинило себе не только барина.
– По-моему, это и не камень вовсе.
Макар взял заступ и несколько раз стукнул по глыбе. В месте удара черная корка гари откололась, обнажив под собой смятую серебристую поверхность.
– Золото? – лицо Ильи Тимофеевича просветлело, а в глазах запрыгали огоньки.
Макар усмехнулся.
– Железо. Бросаться золотом накладно даже для Архангелов.
– Пилите.