Пуля для эрцгерцога. Михаил Попов
поприветствовал появившуюся даму вполне дружелюбно.
– Как почивали, Зоинька?
– Все небось обсуждали с Евгением Сергеевичем судьбы будущей России? – не пытаясь скрыть иронии, подключился к вопросу генерал.
Зоя Вечеславовна посмотрела в его сторону сквозь клуб легкого дыма.
– Почему же будущей? Судьбы и ныне существующей нам небезразличны. Что же касается этого убийства в Сараево, то оно закончится ни больше и ни меньше…
– Как всеевропейской войною, – послышался хрипловатый лекторский баритон.
– Евгений Сергеевич, – распростер руки в ожидании объятий дядя Фаня и радостно двинулся в направлении плотного широкоплечего мужчины в полотняной летней паре.
Это был профессор Корженевский, публицист и философ, добившийся в последние годы, можно сказать, широкой и почти скандальной известности в интеллигентских кругах обеих столиц. Улыбка искривила широкий, почти безгубый рот, вечно как бы заплаканные глаза потеплели. Тот факт, что Афанасий Иванович был его безусловным и горячим поклонником, делал Афанасия Ивановича в мнении профессора человеком и приятным и значительным. Остальные члены семейства Столешиных относились к столичной знаменитости лучше, чем к его ехидной жене (своей родственнице), но чувства эти не выходили за границы абстрактного уважения. Приехал – и ладно. Работает всю ночь напролет – и пусть себе.
– Так значит, война, Евгений Сергеевич? – с сожалением отстранился от высокопочитаемого друга и сожалеюще нахмурился дядя Фаня.
Профессор проследовал к столу («Здравствуйте, Настенька»), по пути затевая лекцию.
– А как может быть иначе? Рассудите. Дунайская империя давно носится с планами уничтожения сильного Сербского государства и не упустит такого удобного повода. В этом вопросе венгерское дворянство и венгерские буржуа всецело поддержат своего венского монарха. Внутренние руки, так сказать, у императора полностью развязаны. Мы же, я разумею империю Российскую, не можем не вмешаться; уступив так странно в Боснии, мы не можем не возвысить свой голос здесь, что бы там ни говорилось в Думе. Германия окажет моральную поддержку Австро-Венгрии, страны Антанты – нам. А в делах подобного рода моральная поддержка очень скоро перерастает в экономическую, а экономическая – в военную.
– Вы меня убедили. Почти, – кивал Афанасий Иванович, намазывая хлеб маслом, – но все же странно представить себе, что страны – хранительницы мировой культуры – дойдут до варварских способов выяснения отношений. Вы только представьте себе столкновение Франции с Германией. Это все равно, как если бы Лувр стал бы обстреливать Дрезденскую галерею.
– А вы думаете, уважаемый Афанасий Иванович, меня не беспокоит подобная перспектива? – продолжил профессор.
– Делает вид, что парит в политических эмпиреях, а на самом деле всего лишь приехал за деньгами, – шепнул Василий Васильевич своей супруге. Они устроились за дальним концом стола. Видно было, что они не горят желанием присутствовать