Любовь и вечная жизнь Афанасия Барабанова. Игорь Фарбаржевич
духов, приятно было вдохнуть полной грудью ранний московский воздух.
– Кажется, добрались! – удовлетворённо пробасил гусар, глядя в сторону Кремля и, щёлкнув каблуками чёрных ботиков, представился первым: – Агафонов Пал Львович! Отставной поручик 2-го лейб-Гусарского Павлоградского полка!
– Атаназиус Штернер… Книгоиздатель… – ответил его попутчик с лёгким акцентом, что сразу же выдало в нём иностранца.
Молодые люди пожали руки друг другу.
– Уж простите меня, господин Ата… Атаз… словом, господин Штернер… – отставной поручик нетерпеливо повертел головой по сторонам. – Еле выдержал, ей-Богу!.. – и решительно шагнул в заснеженные кусты боярышника, росшие рядом с дорогой. – Ящик шампанского выдули, не меньше! – хвастливо донёсся из темноты его рокочущий бас. – Хотел даже возок остановить, да девицу постеснялся… Одни сплошные неудобства с этими барышнями! То жениться заставят, то невинный анекдотец не смей рассказать в их присутствии!..
Молодого человека немного смутила столь откровенная выходка нового знакомого, тем более, что невдалеке от караулен стояла хозяйственная пристройка для подобных нужд. Но виду он не подал, лишь отошёл от кареты шагов на пять.
– Наверное, был веский повод для веселья?… – молодой человек чуть повысил голос, перекрикивая метель и доставая из внутреннего кармана шубы дорожный хьюмидор.
– Ещё какой повод! – продолжал горячо вещать гусар из-за кустов. – Встреча с армейским другом Иваном Оглоблиным, чёрт его дери! Мы вместе с ним дрались с «лягушатниками» под Вязьмой! Ранили там его, а меня Бог миловал. Отвёз я Ваньку в полевой госпиталь, и двадцать три года с ним больше не виделись. И вдруг – бабах! Еду давеча по делам через Вязьму, и у Троицкого собора встречаю… кого б вы думали?
– Вашего друга, – ответил Штернер.
– Точно! Его! – удивился отставной поручик верному ответу молодого человека, выходя к карете и принимаясь без смущения завязывать тесёмки на чакчарах. – Да ещё под ручку с женой и дочками! Представляете?! Ну, прямо сцена из водевиля! От изумления я чуть из экипажа не вывалился. Оказалось, что его благоверная, будучи сестрой милосердия, выходила Ивана, а тот в благодарность на ней женился! Ну не дурак ли?…
– Почему дурак? – не понял Атаназиус.
– Да потому, что дослужился только до ротмистра! А мог бы и до майора – с его-то талантами! А какая служба средь бабьих юбок!.. Ну, не обормот ли?…
– И вы ему об этом так прямо и сказали? – удивился молодой немец.
– Да нет, промолчал… – с обидой в голосе ответил гусар, словно и впрямь сожалея о том, что не высказал всё в глаза своему другу. – Пожалел его, дурака, да-с!.. Ну, а потом до утра пробками в потолок стреляли!.. Воспоминаний целый воз!.. И как отступали под Смоленском, и как друзей хоронить не успевали, и как всыпали «лягушатникам» под Вязьмой, «по самое 22 октября»!.. Пардон!.. – Агафонов подозрительно глянул на Штернера. – Надеюсь, вы не из Франции?…
– Я