Седьмая свеча. Сергей Пономаренко
для отпевания – сыщешь такого. А вот могилку завтра запечатать надо – отец Никодим это сделает, никуда не денется. – Баба Маруся, помолчав, добавила многозначительно: – Душа Ульяны неприкаянная может бед натворить немало!
Глеб мысленно продолжил: «Не меньше, чем сама Ульяна наделала при жизни».
Ольга молча кивнула, соглашаясь с этим. Баба Маруся вывела Глеба из дома, сама пошла продолжать заниматься организацией похорон и поминок.
Оказавшись на свежем воздухе, Глеб глубоко вдохнул, мысленно прикидывая, сколько ему еще придется пробыть в селе. Сегодня никак не удастся уехать в город, ведь утром снова надо будет идти на кладбище. Выходит, только завтра к вечеру они с Ольгой смогут уехать.
Из дома повалил народ, и стала выстраиваться похоронная процессия. Его снова отправили в дом. Теща все еще лежала на диване, вся усыпанная цветами, живыми и бумажными. Рядом уже стоял обитый черным крепом новенький гроб, пахнущий сосной, – ее новая обитель.
– По нашему обычаю в гроб покойника должны уложить его родственники и близкие друзья, – тихо сказала соседка, живущая напротив, у которой теща брала молоко, так как ни коровы, ни козы не держала.
Внешне за ночь Ульяна сильно изменилась. Ее лицо потемнело, стало черным, как у негра. Спокойствие и безмятежность исчезли с лица, отвисшая челюсть придавала ему выражение озабоченности и даже злобы. Покойников Глеб не боялся, но относился к ним с брезгливостью. Пересилив себя, он взял тещу за ноги. Тело оказалось удивительно тяжелым, несмотря на то что его подняли и уложили в гроб четыре человека. Когда тело оторвали от дивана, голова покойной безвольно дернулась и неестественно свесилась на плечо, при этом шея вытянулась невероятным образом. Словно из ниоткуда возникли женские руки и поправили голову. Глеб не поднимал глаза на поправлявшую женщину, и поэтому ему казалось, что руки существуют сами по себе. На диване осталось большое влажное пятно по контуру туловища, и он почувствовал тошноту. Как сквозь вату, до него доносились голоса женщин, обряжающих покойницу. Выделялся звонкий голос распорядительницы, поглощая все остальные звуки и слова.
– Господи, кто же так делает – покрывалом укутали, а веревки с ног не сняли! Куда тащишь ножницы, развязывать надо, а не резать! Вот так-то лучше. Челюсть бинтом подвяжи, аккуратнее, чтоб незаметно было. Не получается у тебя потому, что вначале язык во рту у покойницы надо поправить. Гляди, как это делают, может, еще пригодится в жизни!
«Говорят о смерти, а думают о жизни», – с неприязнью отметил Глеб.
– Готово! Теперь привязывай. Свечи в гроб положила, а ты их пересчитывала? Нет?! Давай сейчас считай. Одна, две, три, пять, шесть… Шесть? Всего шесть? А где седьмая свечка? Ищи, смотри внимательней. Нигде нет? Теперь жди неприятностей. Кто-то украл свечу – колдовать надумал. Быть беде, спаси нас, Господи! Ладно, заканчиваем, веревки уложите в гроб. Хорошо, хоть их не украли. Засуньте их под ноги покойницы, чтобы в глаза не бросались. Все готово? Зовите мужиков, которые будут нести гроб. Как кто?! Копачи будут нести!
– Из