Счастье больше не секрет. Рима КорсаК
даже для меня, вполне состоятельного человека.
– И это всё настоящее?! И вот так запросто здесь растёт? – не переставал удивляться я, не зная с чего начать.
– Угощайтесь, угощайтесь. Вот тарелка. Вот, пожалуйста, ножичек, салфетки, вода, если захотите помыть. Хотя всё чистое. Вот свеженький арбузный сок. Уверен, такого вы ещё не пробовали.
Я жадно набросился на аппетитные лакомства, хотелось всего и сразу.
– Угощайтесь, угощайтесь, – приговаривал Бабаев, придвигая ко мне то одно, то другое, – теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил: всё как вы хотите. Ну, чувствуете?
– Ага… Вкусно, – мычал я набитым ртом.
– Чувствуете, какая она, земля предков, особенная? Всё ведь из неё. Вся жизнь от неё. Сила – в земле, в земле же корни, из земли всё живое происходит и в неё же должно возвращаться. И здесь происходит всё именно так! – как эхом отзывалось каждое слово Бабаева.
– Я это уже где-то слышал! – застыл я с грушей в руке и сливой во рту, – Де жа вю какое-то. Со мной это точно было.
– Конечно с вами, с кем же ещё.
– Со мной? – в раздумье проговорил я и отчего-то спросил, – Может, вы и про меня всё знаете? Конечно, помимо того, что знают все про Ярослава Мудрого, – признаться, я даже почувствовал, что уже нервничаю. Ведь я до сих пор не представляю, с кем всё это время имею дело. Кто этот Бабаев? Почему Бабаев? Местный житель, проходимец? Почему он так дорого и молодо выглядит? Ну, конечно, если торгует фруктами, то может себе позволить всё что угодно, в том числе такие волосы и зубы. Но не наглость же, чтобы так бесцеремонно общаться с незнакомым человеком, тем более со звездой. И вообще, я уже не знаю, чего ожидать от него в следующую минуту.
– Всё, знаю, всё, добрый человек.
– Ну почему вы настаиваете на том, что я добрый?
– Вы же настаиваете на том, что вы Мудрый. А разве вы мудрый? Я всего лишь предлагаю вам более объективную характеристику – добрый. Доброта – хоть и не мудрость, но половина мудрости.
Это суждение застало меня врасплох. Я задумался. И Бабаев застыл и вновь превратился в скалу. Лишь в глазах его струилась жизнь, как вода в родниках бурлит и плещется среди окаменевших скальных пород, где-то там, в потаённых местах, у себя на уме. Я подумал, что никогда не видел таких глаз – с двойным дном, но не с подвохом. Наоборот, глубоких и ясных, приглашающих, обещающих каждому, кто осмелится туда заглянуть, открыть и второе, и третье, а кто пожелает и поглубже.
– А как вы думаете, что могут сказать ваши глаза? – прервал ход моих мыслей Бабаев.
От неожиданности я машинально зачерпнул горсть малины, закинул её в рот, вероятно, чтобы повременить с ответом. И упёрся глазами в дыню, пытаясь взглядом просверлить в ней дырку, наверное, в надежде, что могу часть своих мыслей, самую сокровенную, перепрятать в полость этого сочного плода, где-то между семенами. И тут на моих глазах дыня рассеклась на две ровные половины. Сок брызнул, часть мыслей вместе с ним растеклась по столу. Неужели мои глаза на такое способны? Лишь