Вожди. 4-е издание. Сергей Викторович Девятов
подымают руки…
После столь благополучного разрешения этого вопроса раздались голоса: «Ленин! Ленин!» Ко всеобщему разочарованию Ленин все еще не выступает. На эстраде какой-то товарищ Дорофеев. Он приступает к докладу «о результатах годичной деятельности Московского Совета в области общественного призрения». Повеяло скукой… Однообразно, невыносимо скучно, монотонно говорит, говорит, битых два часа говорит. Толпа дошла до белого каления. Но Каменев поглаживает бороду: он доволен — блестящий успех постановки. И вот теперь только он медленно поднимается с места и торжественно возглашает: «Слово за товарищем Лениным».
Все присутствующие на сцене подымаются с мест и посередине образуется проход, настоящий коридор из человеческих фигур, уходящий вглубь, до кулисы. В этот темный проход, откуда сейчас должен появиться Ленин, направлены глаза всей аудитории — шести тысяч человек. Все члены Совета и «привилегированные» коммунисты на сцене, все в зрительном зале, еще не увидев Ленина, уже начинают кричать и аплодировать. Все дипломаты и журналисты в ложах, даже все музыканты в оркестре, сыгравшие при последних словах Каменева «Интернационал», тоже подымаются с мест и впиваются глазами в ту темную точку, откуда должен появиться Ленин. Тягуче тянутся секунды… Все боятся пропустить знаменательный момент. В жизни своей не доводилось мне переживать что-либо подобное… Минуты три толпа рукоплещет, вопит и упорно не сводит глаз с заветной точки… Многими овладевает беспокойство — уж не случилось ли чего. Но вот быстрыми шагами, почти бегом, выходит Владимир Ильич Ленин, российский «крестьянский и рабочий царь».
Толпа, состоящая, конечно, из одних коммунистов8, гудит, рукоплещет своему идолу, а он не удостаивает ее взглядом. Он пожимает направо и налево руки членам Советов, что-то говорит… но вот он подошел к рампе, прислонился к столу и уставился потупленным взглядом в потолок9. Наконец, посмотрел он и на собравшихся в зрительном зале и усмехнулся.
Полурусский, полутатарский череп, какой повсюду в России встречается тысячами. Небольшие, с огоньками, слегка косые глаза. Черты лица суровые, угловатые. Самое характерное — широкий лоб, уходящий в лысину, лоб как бы подавил все остальные черты лица. Ничего сентиментального. Так стоял он перед нами в простом наглухо застегнутом френче. Безыскусственно прост.
Люди этой категории не тщеславны. Им, может быть, доступно лишь единственное — наслаждение властью. Одно мановение руки, и все замолкло. Можно было бы услышать падение булавки. Ленин начал говорить.
У Ленина особые ораторские приемы. Он обращается с речью к тысячам, как если бы они вели о чем-нибудь дискуссию у себя дома, в тесной комнате с двумя-тремя студентами-сверстниками. Он пересыпает речи остротами, говорит оживленно, с сарказмом. Мысли бегут одна за другой. Выражение лица меняется непрерывно. Вот он глядит с суровой серьезностью, вот прищурил левый глаз, вот хитро подмигнул. Он принадлежит к породе тех истинно народных