Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты (сборник). Александр Иличевский
в больничку: непременно моют по локоть руки, «кипятят» пластмассовые шприцы, протирают ваткой кукол и т. д. Надя всегда в виду двери Королева половинила вечернюю дозу – хоть Вадя сначала и дрался.
– Не думай даже. Не дам. Людей стыдно. Не дам! – Надя шепотом сопротивлялась тумакам, пихалась ногой и прятала за пазуху кулак с пузырьком аптечного спирта, семнадцать рублей, сто грамм, для наружного применения.
Смирившись с таким символизмом, позже Вадя увлеченно его соблюдал, продвигаясь от внушения к вере. И едва не погорел в пылу рвения, попытавшись усовестить соседа Королева – когда тот, возвращаясь пьяным домой, упал на лестнице.
Вадя, хромая, спустился за ним. Мужик лежал навзничь.
– Что ж ты, братишка. Сбавил бы. Давай потихонечку, – склонился над ним Вадя.
Дядька застонал, всем туловищем поддаваясь усилиям подоспевшей Нади, ноги у него не гнулись.
– Острополи, братишка, острополи, – отрывая понемногу от перил, убеждал его Вадя.
Кровь из носа капала на ступеньки, капли по краям заворачивались в пыль. Вадя довел его до двери, жена впустила мужа – и тут началось. Снова распахнулась дверь, и очнувшийся сосед, с окровавленной губой, стал плескать ацетоном на лестницу, на лежащих бомжей.
– Твари, – рычал он, уткнувшись в стенку и чиркая намокшими спичками. – Пожгу.
Степь, горы, монастырь
V
Биография Вади была настолько же выдуманной, насколько и правдивой. Мера его вживания в присочиненные хитросплетения была так глубока, что сам он давно уже утратил грань факта. На подмеченную непонятливым собеседником неувязку отвечал с простодушным уважением к правде:
– А кто его сейчас знает. Так вот оно и вышло.
Биография – иероглиф жизни, единственное имущество бомжей. Они берегут и холят свой рассказ о себе, как издревле люди берегли и отшлифовывали сакральные повествования. Рассказ о том, что с ними случалось, есть та неразменная монета, которой они, как правило, оплачивают место среди себе подобных – долю курева, алкоголя, пищи, тепла. И чем гуще, неожиданней, богаче свинчена эта «телега», чем больше завитушек, элементов у иероглифа, тем более высокую за него дают цену. Безмолвных, неспособных к связной речи, к тому, чтобы заинтересовать, развлечь, растрогать, называют «кусок».
Неверно думать, что люди, никогда не читавшие газет и не смотревшие телевизор, обладают подлинным знанием о мире. Но миф, который они питают своими заблуждениями, уникален. Следуя его то прихотливо сказочным, то безыскусно неправдоподобным перипетиям, можно высветить разительную правду о мире. Хотя она и будет – как и все прочие правды – варварской проекцией несуществующей истины (тень часто до неузнаваемости искажает образ предмета), но ею в пределе невозможно будет пренебречь, в отличие от проекции общепринятой, являющейся в пределе ложью – категорией, навязанной извне, а не рожденной изнутри.
Например, где еще можно услышать то, о чем