Солдаты Апшеронского полка: Матис. Перс. Математик. Анархисты (сборник). Александр Иличевский
вверх девушку, как поднимают, радуясь, ребенка, заглянул ей в лицо.
Алебастр цокнул о кладку, будто скорлупа яйца, разбитого ложкой.
LXXXIX
Постепенно остыв, он вспомнил этих ребят, бомжей-заседателей, и как-то сразу пристал к ним. Ему не терпелось с кем-то поделиться горем. Он не мог держать его в себе, оно душило, пускало в болтовню. Он всё им рассказал, но бомжи вряд ли что-то еще поняли, кроме того, что ему сейчас негде жить.
Девушка с ним вообще не разговаривала и, казалось, мало слушала. Она была дурочка и всё рассматривала картинки в его книжках, покуда он рассказывал Ваде о себе.
Только корысть обусловила то, что Вадя не оттолкнул Королева. Для жалости он был слишком расчетлив: долгосрочно этот фраер был бесполезен – лишний рот, какой толк с сумасшедшего? Но вещи из потусторонней жизни, особенно нестарые, особенно высокотехнологичные – такие как компьютер, – они были словно тотемом для бомжей. Вещи заворожили Вадю, и он испытывал зачарованную умиротворенность от близости к ним – к этой груде книг, компьютеру, глобусу, который со всех сторон рассматривал с тщательностью ювелира, исследующего дефект камня перед проникновенной огранкой.
Неделю они жили на вещах, потом Королев решил всё продать, Вадя стал ему помогать. Они оставляли Надю на хозяйстве и тащили книги на «Боровицкую», где у дома Пашкова на парапете раскладывали свои запасы. Покупали у них слабо, почти ничего, так что Королев скоро решил сдать все книги оптом букинистам-лоточникам, по утрам выстраивавшимся перед Домом книги на Арбате.
Ваде не хотелось расставаться с книгами как с символом жизни, но Королева жгла идея скопить денег на дорогу, на неизвестную дорогу. Он щедро делился с Вадей половиной выручки, таким образом его подкупая.
Вадя в ответ понемногу учил Королева, в основном осторожности и бродяжнической сноровке. На его жалобы о насекомых, которых тот видел на себе, но сейчас отчего-то не замечает, успокоил:
– Блохи – это ничего. Блохи как прискочут, так и соскочут. А вши – те от уныния заводятся, тогда дело плохо. Вон Надька второй месяц тоскует. Мучится.
Королев посмотрел на Надю. Она что-то делала руками, какую-то мелкую работу. Блох Королев видел в детстве, когда играл с дворовыми собаками. Вшей – еще ни разу в жизни.
Наличие приличных пожитков легитимировало их проживание в подъезде. Со стороны выглядело так, что люди переезжают.
Белорусы сначала матерились, но скоро успокоились.
Гиттис уже проходил мимо – не ежась и держа пугач в кармане, а любопытно поглядывая на уменьшающуюся груду.
Королев понял, что надо формулировать свою историю, и делал это четко, назубок, как забубённый, – потому что, чужим выговаривая себя, свою беду, ему становилось проще.
Вадя про себя отметил способности Королева и зауважал. Надя слушала его в основном хмурясь, она не то чтобы не верила – просто вот такие обороты жизни были вне ее опыта.
Наиля Иосифовна подходила говорить с Королевым: «Я думала, тебя убили!» Потом долго цокала языком, слушая, приносила хинкали. Она оказалась большая мастерица. В молодости жила в Тбилиси