1917. Российская империя. Падение. Эдвард Радзинский
сохранилось: я спускался по той же лестнице, на которой стояли великий князь Дмитрий Павлович и остальные убийцы, судорожно прислушиваясь к звукам, доносившимся из подвала. Я вышел в тот же двор, в который выбежал, надеясь спастись, истекавший кровью Распутин. А потом я вернулся в тот же подвал, превращенный Феликсом в изящную столовую, где князь стрелял в мужика… Сейчас здесь находились восковые фигуры, изображавшие Феликса и Распутина.
Меня закрыли в подвале, я остался один. Это было странное чувство: мне показалось, что я знаю этот подвал, хотя прежде никогда здесь не был. Где-то я уже видел это небольшое пространство, окна, чуть возвышающиеся над землей, сквозь которые видны только ноги прохожих, мощные стены, не пропускающие звуков…
Да, то был двойник подвала в Ипатьевском доме, где расстреляли Царскую Семью.
Ночью после съемки я вернулся в Москву. На следующий день была премьера «Хованщины» в Большом театре, куда меня пригласил мой друг Мстислав Ростропович, дирижировавший оперой. Я глядел на сцену, на костюмы времен Московского царства, которые так любили носить на «исторических» балах Николай и Александра… Мне показалось, что вчерашний день продолжается.
И он продолжился.
По окончании оперы я пошел поздравлять Ростроповича. И тогда в артистической, набитой людьми, он мне сказал: «Я приготовил тебе такой подарок! Ты сойдешь с ума! Ты просто умрешь! Ты должен немедленно приехать ко мне в Париж!»… Он сделал паузу, но я уже знал, что он скажет.
И он сказал: «Я купил тебе на аукционе «Сотбис» документы… целое огромное дело. И знаешь – о ком?» Я знал. И он закончил: «О Распутине! Это допросы в Чрезвычайной комиссии Временного правительства. Причем – множества людей, которые его знали».
Самый длинный день в моей жизни закончился.
В парижской квартире Ростроповича висят занавеси из Зимнего дворца с царскими гербами, а на стене – знаменитый серовский портрет Николая с невыразимо грустными глазами…
На столе лежал огромный том. Я открыл… Показания Филиппова, Сазонова, Вырубовой, Головиной… Это и было «То Дело», выдержки из которого цитировал следователь Симсон!
«То Дело», которое я столько искал!
Краткое описание
На типовой обложке – надпись: «Чрезвычайная следственная комиссия по расследованию противозаконных действий министров и прочих должностных лиц царского режима». Почти пять сотен страниц со штампами Комиссии. Все протоколы подписаны допрашиваемыми. Здесь автографы Вырубовой, знаменитых почитательниц «старца» Ольги Лохтиной и Марии Головиной, шефа жандармов Джунковского, полковника Комиссарова, тибетского врача Бадмаева, министра внутренних дел Хвостова, главы Московской охранки Мартынова… И автографы следователей 13-й части – обоих Рудневых и Гирчича.
Какое это было чтение! В «Том Деле» оказались сенсационные показания епископа Феофана – знаменитого церковного иерарха, аскета, благодаря которому (как часто утверждалось ранее) Распутин проник