Просветленные не берут кредитов. Олег Гор
чтобы не рассердить духов, допускают нарочитые ошибки в рисунке, которые под силу заметить только луа. Чужак-фаранг, купивший такую штуку в качестве сувенира, останется доволен, ну а хозяева леса, гор и воды не разгневаются.
Местные охотно звали в гости, показывали, как живут, угощали всем, что находилось в доме. Для меня вещи из современности вроде бензопилы или постера с Томом Крузом выглядели дико рядом с глиняной посудой, самодельными циновками и искренней верой в лесных духов.
Колдун пару раз появлялся рядом, но теперь я встречал его совсем не так, не с раздражением, а с нетерпеливым ожиданием – неужели со стороны я выгляжу так же злобно, насмешничаю и кривляюсь? Он видел, что мои эмоции изменились, и морщинистая физиономия становилась все мрачнее и мрачнее.
Переночевали в том же доме для гостей, а утром, на рассвете, брат Пон заявил, что мы уходим. Провожать нас вышла вся деревня во главе с вождем, от древних стариков до грудных ребятишек.
Нанг Ка Тхан разразился длинной речью, на которую монах ответил парой слов. Саманг развел руками и отступил, как бы показывая, что он более не при чем, и мы, помахав местным на прощание, двинулись в путь – дальше на северо-запад, туда, где сквозь кроны просвечивали особо неприветливые горные вершины.
Сумки наши были набиты сушеными фруктами, лепешками и всем прочим, что добрые луа дали гостям в дорогу.
– В тех местах, куда мы направляемся, обитают гневные духи, – сказал брат Пон, когда селение исчезло из виду. – По крайней мере, так говорит вождь, а его науськал твой морщинистый приятель… Не боишься?
Я помотал головой.
Страх, одолевший меня в ту ночь, когда мы впервые заночевали в горах, рассеялся без следа.
– Хорошо, – монах кивнул. – Вижу, ты до смерти хочешь знать, куда мы идем…
Чувства мои он, как обычно, прочел безошибочно.
– Но увы, сказать этого тебе не могу, – продолжил брат Пон после моего кивка и засмеялся.
Ну да, глупо ждать другого.
Тропка, по которой мы шагали, спустилась в узкое ущелье, и некоторое время мы шагали по нему. Затем выдался отрезок крутого подъема, и мы очутились на неожиданно голом, каменистом склоне, где солнце напомнило, что мы по-прежнему в тропиках, хоть и не на курорте.
Этот момент брат Пон выбрал, чтобы начать очередную беседу.
– Много раз я упоминал, что все, чем мы занимаемся, ведет в конечном итоге к освобождению, – заявил он. – Настало время рассказать подробнее, что имеется в виду и что именно ждет тебя в конце пути.
Я пыхтел и потел, стараясь не отставать от шустрого монаха, что мчался по тропе, словно одолеваемый похотью горный козел. Но при этом я был вынужден ступать осторожно, чтобы не потревожить едва зажившие мозоли.
– Древние использовали для этого термин «бодхи», грубо говоря – просветление. Имеются и другие, их много, но это как раз яркий случай того, что слова бессильны отразить некое явление, они скорее искажают картину, чем проясняют ее… О том, кто достиг бодхи, сам Будда выразился следующим образом: