Марго. Мемуары куртизанки. Игорь Шинкаренко
истерзанной, как будто мне ободрали кожу).
–
О!– Прервала меня она, -Поверьте мне, мир состоит не только из таких суровых людей, как господин президент. Тот, кого я вам предлагаю, очень любезен, и вся ваша работа состоит в простой, немного фривольной игривости, и ничего более. Я вам гарантирую, что его ласки будут ни длинны, ни утомительны, и на этом дело будет закончено.
Мадам Флоранс, получив, наконец, моё согласие, представила меня самой неприятной, отталкивающей личности, которую я когда-либо видела. Нечёсаная квадратная голова на плечах грузчика, безумные и жестокие глаза под кустистыми бровями, широкий тройной подбородок, висящий над толстым брюхом в форме груши, поддерживаемый двумя крупными изогнутыми ногами, оканчивающимися ступнями в форме гусиной лапы. Все эти части, объединённые в точно отведённые им места, в целом составляли мерзкий портрет этого финансового любимчика мадам Флоранс. Я была так удивлена при виде этого типа, что не заметила исчезновения нашей матери настоятельницы монастыря.
–
Итак!– Произнёс денежный друг мадам резким тоном,– мы что, находимся здесь для того, чтобы сидеть сложа руки? Чего вы там торчите, как жердь. Давайте, давайте, идите сюда, черт возьми, приблизьтесь ко мне. У меня нет досуга оставаться весь день в созерцании вашей фигуры. Меня ждут на нашей ассамблее. Быстро отправляетесь ко мне. Так, где ваши руки? Возьмите мой член. Вы что, хотите его ласкать левой рукой! Сожмите пальцы. Двигайте рукой. Вот так. Теперь немного сильнее. Остановитесь. А сейчас быстрее. Спокойнее. А теперь сожмите головку. Да. Вот тут.
Когда это приятное для него упражнение было закончено, он мне бросил пару луидоров, и побежал с таким жаром, как будто убегал от своих кредиторов.
Когда я размышляю о жестоких и странных испытаниях, которым подвергаются совращённые девушки, я понимаю, что они не думают об этом, когда соглашаются на эту работу. В каких отталкивающих и ужасных условиях они живут. Я из этого перечня не исключаю ни жизнь каторжника, ни придворного. Действительно, что может быть более невыносимым, чем обязанность потакать капризам первого встречного во дворце: улыбаться наглецу, которого мы презираем в душе… одним словом, быть вечно покрытым маской. Пусть те, кто воображает, что наша жизнь соткана из удовольствий, поймут, как они ошибаются! И даже эти презренные рабы, живущие при большом дворе, не терпят и половины горечи и оскорблений, неотделимых от нашего ежедневного состояния. Я не пытаюсь создать впечатления, что наши страдания похвальны и заменят нам покаяние в этом мире. Нет, среди нас нет тех, кто мог бы быть достоин занять место в мартирологе, и никто не будет канонизирован. Все, что ждёт нас в конце нашей проституции, это, как ни странно, конец презрению, унижениям и оскорблениям – нашей справедливой зарплаты. Надо быть шлюхой, чтобы задуматься обо всех ужасах нашей профессии. Я не знала страха, не дрожала от ужаса, вспоминая годы юности и ученичества. А между тем, какую жалкую жизнь я влачила тогда!