Любовница французского лейтенанта. Джон Фаулз
опустила глаза.
– Благодарю вас. Но я не могу отсюда уехать.
Он еле заметно пожал плечами. Он был сбит с толку и испытывал смутное чувство незаслуженной обиды.
– В таком случае мне остается еще раз просить у вас извинения за то, что я вмешался не в свое дело. Это больше не повторится.
Он поклонился и хотел уйти. Но не успел он сделать и двух шагов, как она заговорила.
– Я… я знаю, что миссис Трэнтер желает мне добра.
– В таком случае позвольте ей осуществить это желание.
Она смотрела на траву между ними.
– Когда со мной говорят так, словно… словно я совсем не та, что на самом деле… Я чрезвычайно благодарна. Но такая доброта…
– Такая доброта?
– Такая доброта для меня более жестока, чем…
Она не закончила фразу и опять отвернулась к морю. Чарльзу ужасно захотелось подойти, схватить ее за плечи и как следует тряхнуть: трагедия хороша на сцене, но в обычной жизни может показаться просто блажью. Все это, хотя и в менее резких выражениях, он ей высказал.
– То, что вы называете упрямством, – моя единственная защита.
– Мисс Вудраф, позвольте мне быть откровенным. Я слышал, что вы… что вы не совсем в здравом уме. Я думаю, что это далеко не соответствует истине. Мне кажется, что вы слишком сурово осудили себя за свое прошлое поведение. Почему, ради всего святого, вы должны вечно пребывать в одиночестве? Разве вы уже не достаточно себя наказали? Вы молоды. Вы способны заработать себе на жизнь. Сколько мне известно, никакие семейные обязательства не привязывают вас к Дорсету.
– У меня есть обязательства.
– По отношению к этому джентльмену из Франции?
Она отвернулась, словно это была запретная тема.
– Позвольте мне договорить. Такие обстоятельства подобны ранам. Если о них не смеют упоминать, они гноятся. Если он не вернется, значит, он вас недостоин. Если он вернется, то я не могу себе представить, что, не найдя вас в Лайме, он так легко откажется от мысли узнать, где вы находитесь, и последовать туда за вами. Ведь это подсказывает простой здравый смысл.
Наступило долгое молчание. Не приближаясь к ней, он передвинулся, чтобы увидеть сбоку ее лицо. Выражение лица было странным, почти безмятежным, как будто слова его подтвердили какую-то глубоко укоренившуюся в ее душе мысль.
Она все еще смотрела на море, где милях в пяти от берега, в полосе проглянувшего солнца шел к западу бриг под красновато-коричневыми парусами. Потом сказала спокойно, словно обращалась к этому далекому кораблю:
– Он никогда не вернется.
– Вы думаете, что он никогда не вернется?
– Я знаю, что он никогда не вернется.
– Я вас не понимаю.
Она повернулась и посмотрела в полное удивления и сочувствия лицо Чарльза. Долгое мгновенье она, казалось, чуть ли не наслаждалась его замешательством. Потом опять отвела глаза.
– Я уже давно получила письмо. Этот джентльмен…
Она опять замолчала, словно открыла ему слишком много и