Солист Большого театра. Матвей Хромченко
ли на этом спектакле, то ли на одном из следующих Барсова так вокруг него «вертелась», что в какой-то момент он… упал в оркестровую яму; оркестранты тут же вытолкнули его на сцену. Было такое или это очередная театральная байка – мне её пересказала редактор его записей еврейских песен Лариса Абелян, – я не знаю, но о другом случае знаю достоверно, от него. Он вдохнул из парика Лакме волосок, застрявший в горле на связках, боль жуткая, еле стерпел. А по поводу дебюта спустя десятилетия писал: «К счастью, всё прошло хорошо, а ведь я мог провалиться, опозориться, и на этом моя оперная карьера могла закончиться, поэтому в дальнейшем я на такой риск не шёл ни под какими уговорами». От себя добавлю: слыша в этой партии уже после войны, считаю одной из лучших в его оперном репертуаре.
13
«Нужно открыть окна и двери Большого театра, иначе мы задохнёмся в атмосфере головановщины, – науськивала „Комсомольская правда“. – Театр должен стать нашим, рабочим, не на словах, а на деле. Без нашего контроля над производством не бывать театру советским. Нас упрекают в том, что мы ведём кампанию против одного лица. Но мы знаем, что если нужно что-нибудь уничтожить, следует бить по самому чувствительному месту. Руби голову, и только тогда отвратительное явление будет сметено с лица земли. Вождём, идейным руководителем интриганства, подхалимства является одно лицо – Голованов». Поощряемые властью, авторы газеты вмешивались в «производство» не только ГАБТа, но Академии наук (клеймили всемирно известного академика Ивана Павлова), Всесоюзных Литературных Курсов (шельмовали «духовного мракобеса» философа Густава Шпета), негодовали по поводу того, что в историческом музее «уцелели антропософы, теософы, спириты», а всё потому, что «в месткоме нет ни одного партийца».
14
Все были удостоены Сталинских премий, одна досталась даже Василенко, с которым Н. С. под конец жизни вынужден был соседствовать в консерватории. Пазовский, в конце 1920-х также отметившийся критикой Голованова – ратовал за советскую оперу, через пять лет из-за тяжёлой болезни ушёл из ГАБТа. Не исключено, что её спровоцировала угроза Сталина, прозвучавшая после заключительного прослушивания нового советского гимна в 1944-м. В ответ на вопрос, когда состоится премьера «Ивана Сусанина» дирижёр точной даты не назвал (далее из воспоминаний профессора московской консерватории Дмитрия Рогаль-Левицкого, он оркестровал музыку гимна Александрова), на что генералиссимус «нажимая на каждое слово»: «Да если бы и мы на фронте с такой же скоростью продвигались вперёд, с какой вы переучиваете „Сусанина“, то, пожалуй, ещё не добрались бы до Днепра». Было мгновение, когда казалось, взрыв будет неизбежным. Но… всё обошлось. Не всё, коль после того перенесший инфаркт Пазовский был вынужден передать бразды правления Николаю Семеновичу, а его после новой волны интриг (сколько же ему досталось!) и инсульта вынудили вновь – окончательно – покинуть родной театр. Оба дирижёра ненамного пережили «кремлёвского горца»: скончались в том же, что и он, году, едва отметив каждый 60-летний юбилей.