Город на Стиксе. Наталья Земскова
теперь посмотрите на это.
Ларионов протянул мне несколько фотографий, и я увидела то, от чего педагог-репетитор театра упала без чувств. Глубоко запрокинув голову и раскинув руки, словно сползая на пол, на кровати лежал обнаженный Крутилов, грудь была залита кровью, с которой контрастировало белое лицо. Страшный кадр с фотографической точностью повторял финальную мизансцену спектакля, премьера которого состоялась неделю назад.
– Что скажете?
– Ужасно. Просто мистика какая-то.
Материал я закончила только под утро, и, едва лишь забрезжил рассвет, провалилась в лёгкое, феерическое пространство, где не было ни мёртвого Георгия Крутилова, ни Города с его тревожным небом, которое ни с того, ни с сего разразилось короткой и мощной грозой, то и дело прорывавшейся в ткань моего сна. Категорически отказываясь просыпаться на эти звуки, я улетела совсем далеко и опять пыталась достичь линии неведомого горизонта, который поминутно плавился, менял обличья и фактуры. Иллюзию разрушил настойчивый звонок в дверь, и, пока я возвращалась в реальность, он трансформировался в наглые и нервные удары. На пороге стояла Жанетта. Я это скорее почувствовала, чем увидела: открыть глаза было невмоготу.
– Ты чего-нибудь ела? – весело спросила она.
– Когда спят, не едят. Ты откуда так рано?
– Я вообще-то – куда. Ты забыла, что мы договаривались? На часах, кстати, полдень с копейками. А в три у нас акция. Вас не проконтролируешь, так ничего не будет.
Жанка деловито прошла на кухню, распотрошила свой пакет и что-то высыпала в раковину.
– Ща сделаю салат, ты – умываться-краситься. Пообедаем и захватим Галину. План такой: прочитаем воззвание миру, а затем можно ехать купаться.
– Может быть, не сегодня? Крутилов…
– Слышала по радио. Ужасно. Только ты понимаешь: сегодня Крутилов, завтра у Галки командировка, дальше я еду. В Германию. Крутилов… Что Крутилов? Он прожил яркую жизнь: создал театр, родил ребенка, – мальчик ведь? – мальчик… Объездил мир и занимался твор-чест-вом! Предел возможного, по-моему. А ты?
– Жан, он талантлив.
– А ты? Ты не талантлива?
– При чем здесь я? Не сравнивай.
– Ну, хорошо. Талант и ты здесь ни при чем. Но каждый проживает свою единственную жизнь, и относиться к ней, как вы с Галиной, – это преступление.
– А как я отношусь?
– В том-то и дело, что никак. Случилось что-то – «Не судьба! » Или наоборот: «Судьба!» Придумали себе какую-то судьбу, сидят и ждут погоды. А мир устроен так, что получаешь то, что заявляешь. Судьба – это фантом. Но я согласна: мы, конечно, в рамках, и надо успевать.
– Все люди в рамках, дорогая.
– Я про рамки пола. У мужчин другое. Мы же… Ты посмотри, на все-про все пятнадцать лет: получить образование, встретить любовь, родить и воспитать детей плюс еще разобраться с профессией. Конфликт между женской и человеческой жизнью. И ведь десять лет уже прошло. Лиз, ты подумай – десять!
– Да, ты права. Ужасно. Что же делать?
– Совершать