Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное. В. Н. Болоцких
наличия высокой жизненной цели подчёркивал Пущин, описывая своё состояние после принятия в общество: «Эта высокая цель жизни самой своей таинственностью и начертанием новых обязанностей резко и глубоко проникла душу мою – я как будто вдруг получил особенное значение в собственных глазах: стал внимательнее смотреть на жизнь во всех проявлениях буйной молодости, наблюдал за собою, как за частицей, хотя ничего не значущей, но входящей в состав того целого, которое рано или поздно должно было иметь благотворное свое действие»75.
Е. Оболенский считал, что для молодости характерно стремление к «обширнейшему кругу деятельности», и это стремление удовлетворялось вступлением в тайное общество, которое соответствовало «всем благородным стремлениям тех, которые искали в жизни не одних удовольствий, но истинной нравственной пользы, собственной и всех ближних»76. И Оболенский даже написал по поручению общества заметку об обязанностях гражданина с целью привлечения молодых людей, «еще не познавших всех высоких обязанностей своих»77.
М. Муравьёву-Апостолу не нравилась поэзия Байрона из-за эгоистичности характерного для неё идеала свободной и независимой личности. Вместо демонстрации искусственной разочарованности, лучше, по мнению декабриста, заняться делом и хотя бы «несколько облегчить участь бедного селянина»78.
Свою убеждённость в своём высоком предназначении, в правоте избранного пути декабристы пронесли через всю жизнь. Н. Лорер признавался в своих «Записках»: «40 лет прошло с того времени, и я смело скажу, что ни одной минуты и ни одного раза я не сожалел, что случилось так, а не иначе», и он был не одинок тогда в своих чувствах: многие его товарищи поздравляли с вступлением в тайное общество. «Мне было тогда 28 лет от роду. Жребий был брошен!..»79.
Высокая цель, чувство сопричастности к великому историческому действию предполагали серьёзность отношения к жизни, о чём писал Ю. М. Лотман. Он приводит в качестве примера разговор, записанный Пушкиным: «Дельвиг звал однажды Рылеева к девкам. „Я женат“, – отвечал Рылеев. „Так что же, – сказал Д <ельвиг>, – разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?“».
Ю. М. Лотман оценивает этот разговор как столкновение «игрового» и «серьёзного» отношения к жизни. Рылеев – человек серьёзного поведения, который и на уровне высоких идеологических построений и в быту подразумевает для каждой значимой ситуации некоторую единственную норму правильных действий. Для Дельвига визит к «девкам» входит в сферу бытового поведения и никак не соотносится с идеологическим. «Возможность быть одним в поэзии и другим в жизни не воспринимается им как двойственность и не бросает тени на характер в целом. Поведение Рылеева в принципе едино, и для него такой поступок был бы равносилен теоретическому
Пущин И. И. Записки о Пушкине. Письма. М., 1956. С. 69.
Оболенский Е. П. Воспоминания. С. 79.
Восстание декабристов. Материалы. Т. I. С. 267.
Муравьев-Апостол М. И. Воспоминания и письма. С. 85.
Лорер Н. И. Записки декабриста. С. 62, 63.