Камни и молнии (сборник). Вячеслав Морочко
капитаном, достал платок, чтобы вытереть кровь на лице Ермака. Капитан приоткрыл глаза и тихо сказал: «Ну, что, старина, попал из-за нас в переплет?»
– Тебе больно? – спросил Каминский.
– Мне чудесно, – ответил Ермак – слегка, правда, режет проволочка… Но это не по твоим зубам.
– Ермак, в том что случилось, есть доля моей вины: из-за меня ты не мог воспользоваться ГКСЛ! «Ястребы» уже спрашивали о нем!
– Догадываюсь…
– Видишь, они даже не связали меня. Такой, как я есть, я для них не представляю опасности – обыкновенный псих.
– Превосходная характеристика! Но, Левушка, если из человека убрать психа, что останется?
– Ермак, я понял, они рассчитывают через меня выведать, где находится ГКСЛ. Они даже не допускают мысли, что я сам им воспользуюсь… Это наш единственный шанс! – Каминский чувствовал, как в нем нарастает волнение. Но капитан молчал.
– Ты слышишь меня, Ермак? Теперь нас может спасти только чудо!
– Все верно, – отозвался, наконец, капитан. – Я должен был это предвидеть…
Каминскому показалось, что его друг колеблется, не решаясь переступить какой-то запрет.
– Время уходит! – торопил музыкант. – Надо действовать!
– Боже мой, Левушка, честное слово, ты, как ребенок… – капитан улыбнулся сквозь боль. Каминского взорвало: «Неужели, Ермак, и в такую минуту ты будешь морочить мне голову сказками о своих призовых кофемолках?
– Не кофемолки… а кофейные мельницы, – поправил Ермак.
– Какое это имеет значение в данный момент?! – сердился Каминский.
– Это всегда имеет значение… – спокойно ответил Ермак. – Однако ты прав: сейчас нас действительно может спасти только чудо.
– Чудо ГКСЛ! – настаивал музыкант.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – наконец, согласился Ермак. – Слушай внимательно…
Когда Левушка выглянул из трюма, ястреба, сторожившего пленников не было видно. Музыкант не оглядывался по сторонам: человеку не от мира сего не свойственно осторожничать. Он был уверен: пираты скрытно наблюдают за ним, чтобы знать, куда он пойдет. И вскоре, услышав за спиной осторожные шаги, Каминский с усмешкой подумал, что эти люди в точности следовали программе, заданной Ермаком.
– Способность организовывать обстоятельства – считал Левушка – сродни таланту композиторскому: у жизни, как и у музыки должна быть своя партитура.
По крайней мере за своих преследователей музыкант не беспокоился, здесь он даже чувствовал себя в некотором роде соавтором. Опасения вызывал другой персонаж, встреча с которым еще предстояла. Скрипач шел заранее выбранным маршрутом, он ждал и одновременно боялся того, что сейчас должно было произойти. Но шли минуты, позади оставался поворот за поворотом, и никто его не встречал. Левушка уже начал тревожиться: очень важная часть программы не вытанцовывалась, и он снова не знал, что делать. Повернув в самый темный проход, он невольно замедлил шаги и весь сжался, еще никого не увидев, но уже чувствуя, что здесь кто-то