Сказание о Йосте Берлинге. Сельма Лагерлёф
сделаю, как ты скажешь, Йоста. Я пожертвую собой, пожертвую с радостью и улыбкой.
– И ты не возненавидишь моих бедных друзей?
Она печально улыбнулась:
– Я буду любить их, пока люблю тебя.
– Только теперь я понял, – сказал Йоста тихо. – Только теперь я по-настоящему понял, какое ты сокровище и что я теряю. Как горько покидать тебя, любимая…
– Прощай, Йоста! Да хранит тебя Господь. Постараюсь, чтобы моя любовь не стала для тебя искушением и соблазном, – сказала она еле слышно и повернулась, чтобы идти в дом.
Он взял ее за руку:
– И ты скоро забудешь меня?
– Поезжай, Йоста! Мы всего только люди.
Анна захлопнула за собой дверь.
Он вскочил в санки, но она вновь появилась на пороге и подбежала к нему:
– А волки?
– Я как раз о них подумал. И знаешь, я уверен – этой ночью они меня не тронут.
Йоста хотел обнять ее в последний раз, но Дон Жуан нетерпеливо дернул санки, и он так и остался сидеть с протянутыми для объятия руками. Он даже не дотронулся до вожжей. Откинулся на спинку сиденья, оглянулся и горько заплакал.
Счастье было совсем рядом, и он сам его оттолкнул. Почему он не сохранил ее, эту прекрасную, нежную, страстно полюбившую его девушку?
Ах, Йоста Берлинг… самый сильный и самый слабый человек на земле!
Глава пятая
Качуча
Ах, боевой конь, славный боевой конь! Стоишь, старина, стреноженный на лугу, – а помнишь ли дни своей юности?
Помнишь ли ты, храбрец, дни великих битв? Ты мчал как на крыльях, языками пламени развевалась твоя роскошная рыжая грива, а на взмыленной могучей груди алели капли крови. Ты летел, не зная страха, сверкала на солнце золотая сбруя, вздрагивала под копытами земля, и сам ты вздрагивал всей шкурой от восторга и азарта боя. Как ты был прекрасен!
Во флигеле кавалеров сгущаются сумерки. Красные сундуки у стен, на крюках развешана выходная одежда. Блики огня от пылающего камина мечутся по оштукатуренным стенам и желтым клетчатым шторам, скрывающим спрятанные в углублениях кровати.
Королевскими покоями их флигель не назовешь. И уж никак не сералем с мягкими козетками и пуховыми вышитыми подушками.
Но вот же она, скрипка Лильекруны! Что же играет он, о чем поет смычок его?
Качучу. Он играет качучу. Раз за разом играет он качучу.
Порви струны, сломай об колено свой деревенский смычок! Зачем играешь ты качучу, когда подпоручик Эрнеклу мучится от подагры и даже пальцем не может пошевелить на своей лежанке? Замолкни, спельман[13]! А не замолкнет, отнимите у него эту треклятую скрипку, размозжите об стену!
Качуча… не для нас ли этот танец, маэстро? Ты думаешь, мы должны броситься танцевать прямо здесь, на шатких досках флигеля, натыкаясь на стены, черные от сажи и жирные от грязи? Под этим низким потолком? Горе тебе, маэстро, ты смеешься над нами!
Качуча – для нас, для кавалеров? Качуча…
Спельман – деревенский скрипач.