Европа между Рузвельтом и Сталиным. 1941–1945 гг.. Михаил Мягков
катастрофой для Англии и Америки. Она дала бы ему возможность противостоять британской блокаде, обеспечить на годы нефть и продовольствие, создать в России вассальный режим, завладеть Индией и нефтеносными районами Ближнего Востока, заключить союз с Японией для захвата Китая и создания угрозы Соединенным Штатам со стороны обоих океанов»112. Но у некоторых американских политических деятелей прагматизм в понимании национальных интересов Америки тесно переплетался с эгоизмом. Они рассчитывали, что Америке выгодно затягивание кровопролития на Восточном фронте, которое в перспективе ведет лишь к укреплению мировых позиций США. Так, хорошо известно заявление сенатора и будущего президента США Г. Трумэна: «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Германии ни при каких обстоятельствах»113. Тем не менее большинство государственных деятелей США отклонили позицию этой части истеблишмента. Их аргументы были реалистичны – успешное сопротивление Красной армии является одним из важнейших факторов в деле отстаивания независимости и интересов их собственной страны. Военный министр США Г. Стимсон писал в то время, что нападение Германии на СССР – это «дар неба», и возникшую передышку необходимо максимально использовать для осуществления американской программы перевооружения114.
Оказавшись перед лицом общего врага, ответственные государственные деятели США и Великобритании были заинтересованы в организации действенного сотрудничества с СССР, хотя они не скрывали свое неприятие идеалов советской системы. Известно, что в первый период Великой Отечественной войны многие руководящие лица в Вашингтоне и Лондоне довольно скептически относились к возможности эффективного сопротивления Красной армии германскому вермахту. Военное ведомство США полагало, что Германии потребуется для разгрома России минимум месяц, а максимум 3 месяца115. Оценки стали меняться после визита в СССР в конце июля 1941 г. и встречи со Сталиным личного представителя Рузвельта Г. Гопкинса. Помощник президента увидел в Москве готовность сражаться, «безграничную решимость победить» и призвал Рузвельта к самой активной помощи СССР116. Обращаясь к Гопкинсу, Сталин сказал, что Россия прежде всего нуждается в зенитных орудиях, авиационном бензине, алюминии для производства самолетов. «Дайте нам зенитные орудия и алюминий, и мы сможем воевать три-четыре года»117. Гопкинс, конечно, не видел настоящего фронта в России, но его вера в способность русских к сопротивлению возникла в том числе под влиянием характера самих просьб Сталина. Если бы советский лидер собирался сдаваться, он не просил бы о первоочередных поставках алюминия, необходимого для сложного и трудоемкого процесса производства боевых самолетов. Позднее Гопкинс писал о своих московских переговорах в журнале «Америкэн»: «…Иосиф Сталин