Ты, живущий. Никита Рыжих
дай прощенья забывать!
Лети, мой луч, не дай угнаться!
Хвостом кометы ты лети!
Я за тебя отдам полцарства,
Мой луч, мой свет, мое пари.
Люблю тебя, луч света древний,
Какой мне душу озарил.
Средь урагана, тучи стельной,
Тебя я презрел и губил.
Мой луч, мой свет, моя стихия,
Прошу тебя! О, дай мне сил!
Чтоб пропадала злая миля,
Чтоб я дорожку озарил.
И чтоб сады росли святыми,
Чтоб свет святынею светил,
Чтоб беды были все чужими,
Чтоб мир святой любовью жил.
«Скользит бездарно шавка; скользить ей очень гладко…»
Скользит бездарно шавка; скользить ей очень гладко;
Лыжню она взяла.
…и грызла очень сладко лыжню дурная шавка.
Сказала ей зима:
«Глупа же ты, собака!» – «Умолкни, забияка!
Ты голод принесла!
Теперь любая драка за кость иль мясо рака
Для нас, зверей- беда!
Зимой любому зверю так голодно!» – «Не верю!
Так в чем твоя беда?»
«Зимой лихому зверю, любому лиходею
Ты беды принесла!
Вон, посмотри в окошко! – на коврике спит кошка,
Собаке же не спать…
Замерзли хвост и ножки…» – «Ну потерпи немножко…»
«Не смей перебивать!
…И за добычей гнаться – попробуй постараться!..
Когда по льду скользим…
С другой собакой драться за уличное царство,
Под яркий свет светил,
Когда покрыт ты снегом, как будто адским мелом?
Попробуй, поборись!
На свете всем на белом, клянусь душой и телом,
Жить тяжко…»
– «Пробудись!
Зачем зимой кусаться за половину царства?
Иначе обойдись!
Зачем зимою гнаться за тенью, вдаль пространства,
Ведь можно с миром ввысь!
Пусть уберут убранства и сменится пространство,
Но мир оставит высь…
«Когда я был мессия…»
Когда я был мессия
В палате номер шесть,
Тогда я правды в имя
Взял «Фауста» прочесть.
И я сидел, балдевший,
В палате номер шесть.
Какой же сумасшедший
Придумал эту смесь?
Чего там только нету,
В том «Фаусте» большом!
Увидел я карету,
Когда забросил том.
И я шагнул в карету.
Стоял в карете врач,
И взял он книгу эту,
И спрятал в черный плащ,
И вдруг унес куда-то.
И вот какой прикол!
Пришел потом обратно
И сделал мне укол!
Лежал на покрывале
Один большой палач.
Играл он на гитаре,
Чтоб сгинул детский плач.
И слушал я гитару.
Красиво так! Не знал!
Сказал я одеялу:
«Зря „Фауста“ читал!»
И вдруг палач взбесился
В палате номер шесть:
«И тем ли ты гордишься!
Той книги не прочесть!»
И он кричал в халате
О бренности бытья.
Лежал