Иван III. Новгородское противление. Роман. Александр Бабчинецкий
улыбнулся Андрей. – Устроили меня тут замечательно. Моя признательность в этом тебе выше всяких похвал.
– Благодарить тебя должен я. Лежать бы мне подле городских стен среди мёртвых, если бы не твоё самооттвержение и всяческое презрение к опасности. По этому поводу хотелось бы сказать тебе доброе слово и предложить какое-либо вознаграждение за твой героизм.
– Пустое всё это, воевода, – шевельнул губами новгородец. – Ты правильно поверил в мою самоотверженность. А вот опасности я всячески стараюсь избегать, желаю всё-таки живым возвратиться на Торговую сторону в Новгороде. У меня там старый отец, да и братец младший. Доброе отношение твоё ко мне весьма приятно.
Думается, и ты бы поступил также, будь у тебя необходимость защитить чьё-либо сердце.
– А ты, ко всему прочему, ещё и бессеребренник, коих мало. Сие похвально, но я не привык многое время пребывать в долгу. При малейшей возможности в будущем обязуюсь вернуть его с лихвой.
– Кастати, тебя просили поблагодарить те несчастные, пленённые казанцами. Об этих людях ты тогда нам сообщил. Их освободили. Татарских грабителей успели разгромить, частью разогнать. Лишь немногие враги сумели ускользнуть и укрыться в лесу. Выздоравливай, герой, позже ещё поговорим.
С этими словами Холмский покинул горницу.
Пятая глава
Великий князь был весьма раздосадован столь внезапной утратой Тверитянки и всеми событиями, связанными с её гибелью. Матушка Ярославна очень любила невестку, не зря же она сопровождала её в последний путь. Вспомнил Иван слова свои, сказанные в горячности супротив супружницы своей, которую получил в наследство от батюшки по законам государственной необходимости. Подобное не единожды было слышимо, наверняка, и многое видимо внимательным оком дьяка Полуектова, доверенного человека Василия Тёмного.
Не исключено, что последний повелел своему слуге всячески оберегать княжеского сына от всех бед и страданий. Дьяк принял намёки государевы о недовольстве супругой к сведению. Именно он, возможно, и поручил своей жене извести великую княгиню, не бросив в то же время и тени на сумрачность венценосной особы. Не должно оной запятнонною быть. Вот теперь и думай, есть ли нужда в тайном дознании отравительницы. О дьяке и речи нет: он должен перейти от принятых при дворе в опальные (хотя бы на время).
Решение своё Иван спокойным тоном словно бы продиктовал Марье Ярославне. И видел испуганно-вскинутые глаза матери-княгини, которая сдержанно промолчала. Она спустя лишь совсем короткое время осмелилась выведать у сына о недавно узнанном ею из уст боярина Посольского приказа, который сообщил про приезд римского посланца.
– Наверняка выставлял очередные требы политические.
– Отнюдь, государыня Ярославна, – спокойно возразил боярин. – Оный привёз из далёкого Рима предложение для великого князя жениться на греческой принцессе Софии Палеолог.
Услышанное