В мгновенье ока (сборник). Рэй Брэдбери
жены, лежащей с закрытыми глазами, и чувствовать ее неслышное дыхание. – Мы тебя любим. Но в прошлом году был неподходящий момент. Понимаешь?
– Нет, не понимаю, – ответил шепот. – Вы меня не хотели, вот и все. А теперь захотели. Мне тут делать нечего.
– Но ты уже здесь!
– А теперь уйду.
– Не смей, Саша! Останься с нами!
– Прощайте, – голосок совсем затих. – Все, прощайте.
Повисло молчание.
Мэгги в безмолвном ужасе открыла глаза.
– Саша пропал, – сказала она.
– Быть такого не может!
В спальне стояла тишина.
– Не может быть! – повторил он. – Это просто игра.
– Это уже не игра. О боже, как холодно. Согрей меня.
Он подвинулся ближе и привлек ее к себе.
– Все хорошо.
– Нет. У меня сейчас возникло странное чувство, будто это все взаправду.
– Так оно и есть. Он никуда не денется.
– Если мы постараемся. Помоги-ка мне.
– Помочь? – Он еще сильнее сжал объятия, потом зажмурился и позвал: – Саша?
Молчание.
– Я знаю, что ты здесь. Не прячься.
Его рука скользнула туда, где мог находиться Саша.
– Послушай-ка. Отзовись. Не пугай нас, Саша. Мы и сами не хотим бояться и тебя не хотим пугать. Мы нужны друг другу. Мы втроем – против целого мира. Саша?
Молчание.
– Ну что? – прошептал Дуглас.
Мэгги сделала вдох и выдох.
Они подождали.
– Есть?
В ночном воздухе пробежал едва ощутимый трепет, не более чем излучение.
– Есть.
– Ты здесь! – воскликнули оба.
Опять молчание.
– Вы мне рады? – спросил Саша.
– Рады! – ответили они в один голос.
Минула ночь, за ней настал день, потом опять ночь и еще один день, многие сутки выстроились длинной чередой, но самыми главными были полночные часы, когда он заявлял о себе, выражал собственное мнение; полуразличимые фразы становились все более уверенными, четкими и развернутыми, а Дуглас и Мэгги замирали в ожидании: то она шевелила губами, то он приходил ей на смену, каждый излучал тепло, искренность и превращался в живой рупор. Слабый голосок переходил с одних уст на другие, то и дело прерываясь тихим смехом, потому что все это было несуразно и в то же время любовно; ни один из них не знал, какой будет очередная Сашина фраза, – они всего лишь внимали его речам, а потом с улыбкой погружались в рассветный сон.
– Что вы там говорили про Хеллоуин? – спросил он где-то на шестом месяце.
– Про Хеллоуин? – удивились они.
– Ведь это праздник смерти? – прошептал Саша.
– Ну, в общем…
– Не слишком приятно появляться на свет в такую ночь.
– Допустим. А какая ночь для тебя предпочтительнее?
Саша какое-то время парил в молчании.
– Ночь Гая Фокса, – решил он наконец.
– Ночь Гая Фокса?!
– Ну да, фейерверки, пороховой заговор, парламент, верно? «Запомни, запомни: ноябрьской ночью…»
– По-твоему, ты