О войне и победе. Федор Абрамов
почти военным шагом.
– Товарищ батальонный комиссар, по вашему приказанию…
– Ладно, ладно, – прервал его кисло редактор. – Как там в типографии? Егоров не поднялся?
– Нет.
– Второй наборщик пухнет с голоду, – пояснил редактор. – Знакомьтесь. Это наш новый сотрудник Сойманов. А это инструктор информации Анохин, наш, так сказать, король фронтового репортажа.
На шутку начальника Анохин улыбнулся – стальная полоска зубов блеснула из-за сухих толстых губ, густо осыпанных веснушками.
– Вот что, Анохин, – сказал редактор.
Улыбку, как рукой, сняло с лица Анохина. Он вытянулся. Серые глаза навыкате в длинных белых ресницах отвердели.
Анохин с дисциплинированностью старого служаки ждал, что скажет начальство.
– Вот что, Анохин, – сказал редактор, – надо товарища Сойманова приобщить к газетному делу.
– Можно, – сказал Анохин.
– Тогда так. Шагайте в батальон Горюнова. Там у него сержант Петруничев с несколькими бойцами зацепился за бугор. Хорошо бы к нему пробраться.
– Слушаюсь, – сказал Анохин.
Тут он немного «распустился», переступил с ноги на ногу. Сапоги у него были старые, кирзовые, стоптанные наружу, солдатские с треугольными заплатами брюки на коленях висели мешками, а длинная, не по росту гимнастерка, как юбка, торчала из-под ватника. В общем, при всей своей дисциплинированности Анохин был страшно нескладен и больше походил на какогонибудь бойца при кухне, чем на сотрудника армейской газеты.
Прежде чем отправиться на передовую, они зашли в столовую, на вещевой склад, затем заглянули в землянку Анохина, вырытую недалеко от редакции, на окраине вдребезги разбитого поселка.
Александр Дмитриевич думал хоть немного отогреться на дорогу. Но черта с два! В землянке было холодно, сыро. Зато в ней, как говорится, не было недостатка в наглядной агитации. Со всех стен на него смотрели блокадные плакаты, призывающие к мужеству.
Анохин, как бы утешая его, сказал:
– Ничего, жить можно. Я-то, правда, больше в редакции сплю. Но ежели натопить – тепло.
Александр Дмитриевич надел на себя теплое белье, ватник, которые ему выдали на складе.
Анохин, уже готовый к выходу, поджидал его.
– Двинулись, товарищ Сойманов? – и вдруг озабоченно спросил: – А где же у вас противогаз?
– Противогаз? Наверно, в редакции оставил.
– Придется вернуться, – сказал Анохин.
– Ерунда, – отмахнулся Александр Дмитриевич. По правде сказать, он был даже рад, что оставил эту проклятую сумку. Кому не надоела она за войну?
Но Анохин возразил:
– Нельзя, товарищ Сойманов. Насчет ношения противогаза есть специальный приказ. – Он назвал номер приказа. – И ежели мы, политработники, будем нарушать приказ, то какой же пример бойцам покажем?
Дорога на передовую… Самая унылая дорога на свете. И, быть может, самая короткая из твоих дорог. Вот бредешь ты по рытвинам, по ухабам,