Чужак. Симона Вилар
шлема скрывала верхнюю часть его лица. Завидев раненую воительницу, он расхохотался:
– О, да это омела злата[12], сама Вальгерд Легконогая!
– Как я помню, она была тебе по душе, брат, – равнодушно обронил Оскальд. – Вот ты и добей ее.
Он повернулся на каблуках и ушел.
Ясноок видел, как младший варяг снял шлем, и он тотчас узнал ненавистное худое лицо Дира. Рыжие завитки волос прилипли к его разгоряченному лбу, он хищно улыбался.
– Конечно, добью, клянусь Валгаллой. Но сперва… Цепляясь за стену, Вальгерд оседала, истекая кровью, но Дир подхватил ее. Женщина была выше ростом, и силы ей было не занимать, но сейчас Дир с легкостью сломил ее сопротивление и швырнул на сундуки. Несколько мгновений он возвышался над нею, торопливо распуская шнуровку кожаных штанов.
Шея Вальгерд была в крови, золотые волосы также слиплись от крови. Приподнявшись из последних сил, она сделала отчаянную попытку толкнуть насильника ногой, но Дир только рассмеялся. Задрав ее кольчугу и кожаную подкольчужницу, он заголил живот и бедра женщины, один ее бок чернел запекшейся кровью. Рывком, сорвав с жертвы остатки одежды, он одним движением раздвинул ей ноги и навалился сверху.
Ясноок смотрел. Видел, как Дир толчками двигался на матери, что-то выкрикивая, оскорбительное, злое. Видел ее белую, всю в крови, кисть руки, хватающую Дира за короткие рыжие волосы. Потом рука бессильно упала. Дир же продолжал свое дело, двигаясь все быстрее и быстрее.
Мальчик не помнил, как снова оказался в клети. Поначалу он оцепенел, не зная, что делать. Но тут на глаза Яснооку попалась его деревянная Лешачиха. Довольно тяжелая, но рука мальчика давно привыкла к ее тяжести. Он поднял оружие, коротко взмахнул им и что было сил опустил на голову насильника.
У девятилетнего мальчишки не так уж много сил, и, тем не менее, Дир обмяк и застыл, навалившись на Вальгерд. Ясноок уперся ему в плечо, и, хотя варяг был довольно тяжелым, он мешком сполз на пол и остался лежать без движения.
Ясноок больше не глядел на Дира. Сейчас он видел только мать и кровавую рану повыше ее ключицы, сквозь которую утекала жизнь. Глаза Вальгерд еще не начали стекленеть и были ясными, словно она все еще жива. Но эта прекрасная воительница, истинная валькирия, уже ушла. Ушла в час поражения и позора. Он остался совершенно один.
Мальчик не думал, что Дир может очнуться, что сюда могут войти, не замечал просачивающихся в щель под дверью волокон дыма. Он долго смотрел в лицо матери, а потом начал одевать ее – натянул кожаные штаны, опустил тяжелую, пропитанную кровью кольчугу. Затем по северному обычаю закрыл ей глаза и ноздри, поднял с пола меч и вложил в ее холодеющие руки. Теперь Вальгерд была готова пуститься в путь через сверкающий Бельврест.
– Мама… Я ухожу, мама. Но я… клянусь… Клянусь кровью предков, клянусь своим местом в Валгалле – я еще вернусь… И отомщу за тебя и отца. Верь мне!
Все вокруг быстро заволакивало дымом. За дверью послышались голоса.
Ясноок, словно ласка, юркнул в оконце и быстро скатился
Красивая женщина (кенинг).