НЕ НОС. Н. Е. Гоголь
инспектор налоговой полиции Санкт-Петербурга бывший майор Ковалёв проснулся в восемь часов утра, – и сделал как обычно губами: «прврта…». Ковалёв, впрочем, сам не мог растолковать себе причину этого странного буквосочетания – «прврта…», но старик Фрейд, вооруживший нас необходимым объёмом знаний, легко обнаружил бы корни этого странного явления в далёком прошлом майора. Эта привычка возникла у него как сладкое воспоминание о тех радостных армейских буднях, когда он бодрым шагом, подтянутый и свежевыбритый, надушенный Тройным одеколоном, входил в солдатскую казарму и зычно кричал: «первая рота – подъём!», и гонял офицерским ремнём зазевавшихся салаг по казарме, изо всех сил лупя их по тощим задницам. Читатель может убедиться сам, что «прврта…» – это не что иное, как «первая рота», только произнесённое не на выдохе, а на вдохе.
Ковалёв потянулся, лёжа в кровати, встал, поскольку долго залёживаются в постелях только штатские, и пошёл в туалетную комнату, для того, чтобы облегчится. По привычке стянув левой рукой край пижамы почти до колен, он опустил правую руку вниз для того, чтобы достать из широких штанин… Но к величайшему изумлению его правая рука ничего не нащупала. Испугавшись, Ковалёв стянул с себя полностью штаны пижамы и, согнувшись, внимательно заглянул в низ живота: точно, ничего нет.
– Ни х… себе! – Вскричал Ковалёв, и никогда ещё раньше этот возглас не был так близок к истине, как именно в это утро. Вообще, майор Ковалёв, как и многие другие пехотные майоры, не особенно стеснялся в выборе выражений, хотя в присутствии женщин предпочитал помалкивать.
Он начал тереть глаза и тянуть себя за нос и уши, чтобы узнать: не спит ли он? Точно, не спит. Ковалёв бросился в прихожую, где на стене висело несколько кривое, но достаточно большое зеркало, и распростёрся перед ним в позе роженицы. Выгнув шею, он взглянул в зеркало: точно нет!
Тут он схватил себя за оставшиеся на голове реденькие волосы:
– Говорила мне мать родная: «Мысль материальна! Что накаркаешь, то и получишь». Вот – сбылось!
Мгновенно одевшись, он решил не пить свой утренний кофе (а в Питере все по утрам пьют только кофе), а сразу же поехать к одному знакомому ветеринару, с которым Ковалёв, после очередного футбольного или хоккейного события, любил как следует выпить. Знакомый ветеринар, внимательно осмотревши Ковалёва, в задумчивости покачал головой: «на кастрацию не похоже. Я сам кастрировал и кастрирую живность, когда хозяйки просят… Всяких кобелей кастрировал, но такого… Нет, решительно не знаю как это у тебя, друг мой любезный, х… отвалился – следов насилия не видно – не отрезан, не откусан, не оторван. Отвалился сам».
– Как это он сам отвалился? – Возмутился Ковалёв. – Нечто он лист дубовый какой или перо Жар Птицы?
– Как отвалился, – не знаю, но то, что насилия не было – ты и сам говоришь. А ступай-ка, брат, в Военно-медицинскую академию – на Загородном проспекте есть хирургическое отделение. Тебя там, как офицера запаса, могли бы бесплатно осмотреть медики и определить суть происшествия, а может,