Любовin. Анатолий Арамисов
он обнаружил в себе незаурядные способности к рисованию, и теперь они явно пригодились.
Курт писал портреты самодовольных местных бюргеров, их напыщенных жен, горделивых детей и благодаря этому не умирал от голода. С каждым разом его работы становились все более удачными, и вскоре он прослыл в округе весьма неплохим художником. Но молодой человек понимал – надо ехать учиться. Мечтою его был Кёльн – центр культуры, куда стекались лучшие умы тогдашней Германии. Не раз во время дружеских застолий в любимой пивной художник рассказывал товарищам о своих планах.
Но те только посмеивались над ним.
– Зачем тебе ехать в Кёльн? Ты там никому не нужен! Таких художников в этом городе тысячи, ты будешь тысяча первым и неизвестным! – гоготали друзья после принятых кружек золотого напитка. – А здесь тебя, Курт, уже все знают! Или большой славы захотел? – дружески подмигивая, повесы, шлепали его по плечу.
– Не нужна мне большая слава, – отшучивался молодой художник, – я просто хочу совершенствовать свое мастерство по-настоящему, а здесь я уже остановился в росте.
– Брось! – орали собутыльники. – Давай лучше в карты сыграем!
– Нет, я не могу… – в который раз Курт произносил эту фразу в ответ на такие призывы друзей.
– Это почему? – заливались хохотом повесы.
– Не могу и все, – спокойно отвечал Курт, потягивая маленькими глотками пиво из бокала.
– Так просто не бывает! – грудью навалился на стол самый заводной из всех – Герман Райберг. – Расскажи нам, почему ты перестал играть в карты с тех пор, как стал жить один??
Курт поморщился. Он сразу вспомнил предсмертные часы матери, и это было ему неприятно.
– Что нахмурился, дружище? – наседал Герман. – Или твоя мутти перед смертью запретила играть с нами? И ты стал послушным сыночком в честь её памяти?
Янтарная масса полетела из кружки Курта в красную рожу напротив. Герман отпрянул, и чуть было не упал назад через массивную дубовую скамью, на которой за столом сидели несколько человек.
– Ах ты, колдовское отродье! – заверещал он. – Ну, я тебе сейчас покажу!
С этими словами он выхватил из кармана черный револьвер системы «Манлихер». Все вскочили. Герман навел дуло прямо на сердце Курта и зловеще произнес:
– Или ты сейчас говоришь причину нежелания играть с нами в карты, или я сейчас всажу в тебя пулю!
Курт почувствовал внезапную слабость во всем теле. Темное отверстие, из которого могла вылететь Смерть, смотрело на него. Он поднял вверх левую руку, как бы защищаясь, и произнес:
– Всё! Всё… Хватит! Скажу!
Герман, опустив дуло револьвера на залитый пивом дубовый стол, процедил:
– Ну, давай. Кайся, грешник! – и мерзко захохотал, обнажив свои грязные зубы. Курт помолчал, сел на скамью.
– Меня мать перед смертью просила никогда больше не играть в карты с кем бы то ни было…
– Ха! Завещание вроде такое, да? – заржал Герман,