Царь и султан: Османская империя глазами россиян. Виктор Таки
поведения совсем противен другим народам, а особливо европейским»[143].
Пятилетнее пребывание Левашева в Константинополе последовало за более чем десятилетней службой в Стокгольме, Дрездене, Вене и Регенсбурге. За это время он не только освоил практические стороны дипломатии, но и перевел на русский работу Франсуа Кальера «О способе переговоров с государями» (1716), которая была стандартным пособием для дипломатов того времени[144]. Пример Левашева демонстрирует знакомство российского дворянства с формирующейся европейской культурой дипломатии[145]. Дипломатия XVIII столетия была франкоязычной, аристократичной и тесно связанной с королевскими дворами. Ее основополагающие принципы – взаимность, постоянный характер отношений между государствами и неприкосновенность дипломатических особ – отражали общеевропейские «стили, обычаи и интеллектуальные ценности». В послепетровское время эта международная франкофонная культура дипломатии стала усваиваться российским самодержавием и представителями элиты. На протяжении XVIII столетия не менее 152 молодых российских дворян прошли обучение в знаменитой школе дипломатов в Страсбурге и еще большее количество освоили дипломатическое ремесло в составе российских миссий в европейских столицах[146].
Обладая необходимым опытом и знаниями для того, чтобы различать европейский и османский способ ведения международных отношений, Левашев был очень критически настроен по отношению к французским, британским, голландским и прочим коллегам в Константинополе. По его утверждению, европейские министры скрывали унижения, причиняемые им османами, «по взаимной между собою ревности» или из соображений «самой тончайшей Макиявелевой политики»[147]. Левашев также настаивал на том, что «христианский» образ мыслей был плохим руководством в отношениях с османами, которые принимали его за проявление слабости[148]. Горечь его замечаний по поводу европейских дипломатов в Константинополе была, по всей вероятности, вызвана вежливым безразличием или выражением практического бессилия, с которыми французский и прочие европейские послы встретили сообщение о заключении российского министра Обрескова в Семибашенный замок и о неистовстве фанатичной толпы по случаю объявления Портой войны России в 1768 году[149]. В то же время примечательно, что Левашев более не жаловался, подобно своим предшественникам петровского времени, на «злостность и двуличие» европейских дипломатов. Вместо этого он осуждал их за отказ объединить усилия по защите принципов равноправия, взаимности и неприкосновенности иностранных представителей, которые стали определять европейскую дипломатию в XVIII столетии.
По мере того как российские представители все ближе знакомились с положением дел в Константинополе, они демонстрировали новое отношение к своим коллегам. Яков Иванович Булгаков, посланник Екатерины II
[
Рус. изд.:
C м.:
[