Аспазия. Роберт Гамерлинг
с некоторого времени повсюду появляется вместе с ним.
– Юный игрок на цитре, – повторил Диопит, внимательно всматриваясь в фигуру милезийца, – до сих пор я знал Перикла только как любителя красоты другого пола, теперь же я вижу, что он всюду умеет ценить прекрасное, этот юноша, клянусь богами, достоин служить не только так называемому олимпийцу Периклу, но даже и самому повелителю Олимпа, великому Зевсу. Меня только удивляет, что Перикл не боится появляться так открыто перед глазами афинян со своим любимцем.
Навстречу Периклу и его спутникам вышел Калликрат, приводивший в исполнение то, что придумывал Фидий и Иктинос. При взгляде на Калликрата видно было, что этот человек проводит все время на постройке, под ярким и горячим солнцем, наблюдая за рабочими. Его лицо загорело от солнца, так что едва отличалось цветом от его темной бороды. Черные сверкающие глаза также, казалось, приобрели новый блеск от солнца; костюм его едва отличался от костюма простых рабочих.
Перикл обратился к Калликрату с различными вопросами, и Калликрат с довольным видом указал на оконченный уже фундамент.
– Вы видите, – сказал он, – фундамент окончен, и вместе с ним большие мраморные ступени, окружающие храм; точно также окончены уже колонны для помещения изображения богини и для сокровищницы. Конечно, все это сделано еще в грубом виде, еще придется потерпеть, так как Фидий и Иктионос очень тщательно и скрупулезно работают над своими чертежами, добиваясь полной гармонии всех частей здания.
– Вот и они идут, – сказал старший спутник Перикла, поглядев в другую сторону, – теперь мы услышим их самих…
– Вы немного услышите, – возразил Калликрат, – вы знаете, Фидий молчалив, а Иктинос сердится на всякого, кто пытается заставить говорить о его плане. Эти люди разговорчивы только друг с другом и ни с кем более.
В это время Фидий и Иктинос подошли к ним.
Иктинос был невидный, слегка сутуловатый человек, у него было сонное, болезненное лицо и задумчивые глаза, как бы утомленные долгим бодрствованием, но в его походке было что-то поспешное и беспокойное, заставлявшее предполагать в нем легко возбуждаемый и подвижный характер.
Фидий обменялся рукопожатием с Периклом и его старшим спутником, а на юного музыканта скульптор бросил странный взгляд: он, казалось, знал его и в то же время не хотел знать.
У Иктиноса была наружность человека, которому встреча со своими ближними редко бывает приятна, и, казалось, он хотел бы продолжать путь без Фидия, но спутник Перикла, желая испытать справедливость сказанного Калликратом, обратился к озабоченному, спешившему Иктиносу с вопросом:
– Учитель, не согласишься ли ты, как знаток, ответить, почему архитекторы не помещают архитравы непосредственно над вершиной колонн.
– Потому что если бы мы делали иначе, то это было бы отвратительно, ужасно и невыносимо!
Эти слова Иктинос произнес поспешно одно за другим, опустив свои серые глаза и поспешно