Аспазия. Роберт Гамерлинг
хотите этим сказать, снисходительность этой женщины имеет свои границы. Спросите об этом нашего друга, Задумчивого.
Говоря так Алкаменес указал на юношу, которого Перикл с Фидием встретили на дороге и входившего в эту минуту в мастерскую.
– Однако, мы отвлекаемся от нашего предмета, – заметил Фидий; – Алкаменес и Агоракрит все еще ожидают нашего приговора, а в настоящее время мы, похоже сошлись только в том, что Агоракрит создал богиню, а Алкаменес – прекрасную женщину.
– Ну, – сказал Перикл, – я положительно стою на том, что не только наш Алкаменес, но и Агоракрит, как ни кажется его произведение более божественным, одинаково раздражили бы бессмертных, если бы они глядели на их произведения глазами Фидия, так как божественные изображения обоих одинаково имеют в себе много земного. Все вы, скульпторы, одинаковы в том отношении, что предполагая создавать образы богов, в сущности создаете идеальные человеческие образы, но, мне кажется, что в этом случае, нам следовало бы обратиться ко второму ученику прелестной милезианки, вашему Задумчивому, который также должен произнести свой приговор. Но как нам заполучить милезианку?
– Это нетрудно сделать, – откликнулся Задумчивый, – нетрудно заставить войти человека, который уже стоит у дверей.
– Так милезианка здесь, – изумился Перикл.
– Когда я возвращался с прогулки, – отвечал Задумчивый, – и проходил мимо сада Гиппоникоса, я увидел сквозь ветви прекрасную милезианку, срывающую ветвь с лаврового дерева. Я спросил ее, какому герою, мудрецу или артисту предназначается это украшение? Она отвечала, что тому из учеников Фидия, который окажется победителем в состязании.
– В таком случае, если ты хочешь сделать безграничным счастье победителя, – сказал я, – то постарайся как-нибудь утешить побежденного.
– Хорошо, – отвечала она, – я сорву для него розу.
– Розу!.. – удивился я, не думаешь ли ты, что победитель будет завидовать побежденному?
– Но тогда пусть победитель выбирает! – воскликнула она… – Вот, возьми лавр и розу и передай их.
– Разве ты не хочешь сама отдать их? – спросил я.
– Разве это возможно? – вопросила она.
– Конечно.
– Ну если так, то пришли мне победителя и побежденного сюда, к садовой калитке дома Гиппоникоса за ветвью лавра и розой.
– Хорошо, – сказал Фидий, – в таком случае, иди и приведи ее сюда.
– Как я могу это сделать, как можно заставить ее прийти в общество мужчин?
– Как хочешь, но только приведи ее. Этого желает Перикл.
Задумчивый повиновался и, через несколько минут возвратился в сопровождении женщины, в которой чудно соединялась благородная простота и роскошь форм статуи Алкаменеса.
Она была стройна и в то же время фигура ее была роскошна, походка тверда и вместе с тем грациозна. Мягкие, вьющиеся волосы были с золотистым оттенком, все лицо было невыразимо прекрасно, но лучше всего был блеск ее чудных глаз.
Ее платье из желтого,