Игры падших. Сергей Юрьев
как же ты сообщишь о том, что гости прибыли?
– Никак. Ты сам узнаешь.
Вот и всё. Теперь она останется наедине с этим ветром, с этим студёным морем, с этими заснеженными холмами, поросшими чахлой лиственницей, с этим серым небом и с ожиданием…
Очередная волна едва не докатилась до гусениц вездехода, который стоял на прибрежной гальке, и водитель едва успел отпрыгнуть, чтобы не зачерпнуть сапогами ледяную воду.
– А если они сюда не придут? – спросил он на всякий случай. На самом деле он просто тянул время – от одной мысли, что Айна останется здесь одна, становилось ещё холодней.
– Они придут. Я знаю.
– Откуда? Хой-Маллай сказал?
– Нет, просто знаю.
Лет двести назад в конунгате Копенхальм жил ныне почти забытый сказочник Нильс Хансен. К тому времени потомки грозных воителей, свирепых морских разбойников уже давно превратились в сыроделов и ростовщиков, лавочников и портных, ткачей и трубочистов. Потомки суровых эрлов стали владельцами свиноферм и мануфактур, отдавшимися всей страстью горячих сердец подсчёту барышей. Единственным, что у них осталось от предков, были хранящиеся в чуланах ржавые доспехи и легенды о давних грабительских набегах и кровавых сварах, которые по прошествии времени стали именоваться славными подвигами.
Сам Нильс Хансен был сыном нотариуса и после смерти отца унаследовал добротный дом с окнами, выходящими на Кронхельский залив, скрипучую крытую повозку, которая служила передвижной конторой, пару полудохлых кляч, маленькую жаровню для варки сургуча и большую круглую печать, которая стала ему верной кормилицей до самого конца его скучной размеренной жизни, такой же, как и у большинства подданных доброго конунга Густава VIII.
Единственным развлечением, которое он мог себе позволить, кроме воскресных посещений церкви, были прогулки по набережной, где он мог раскланиваться почти с каждым встречным, поскольку почти все жители окрестных кварталов пользовались его услугами.
Он был скромным клерком, никогда не покидавшим Копенхальма, но в его жилах всё ещё текла кровь морских бродяг, видевших берега обеих Лемурид задолго до Роба Эвери и Виттора да Сиара, беспощадных воителей, свирепых морских разбойников, одно упоминание о которых когда-то повергало в ужас жителей прибрежных городов Альби и имперских провинций. Ему, как и большинству его сограждан, не было суждено отправиться в дальнее путешествие, участвовать в сражениях, охотиться на бизонов, ездить на слонах, но душа его восставала против обыденности и творила миры, полные чудес, отваги, злодейств и благородства. Теперь, через двести лет после его тихой смерти в окружении скучающей родни, книги Нильса Хансена включены в университетские курсы истории литературы, но почти не переиздаются, возможно, потому, что сказки, которые он написал, кажутся нашим современникам слишком жестокими, для того чтобы читать им детям на ночь. Но, возможно, есть и другая причина того, что мы боимся заглянуть под потёртые переплёты: всё, что там написано, слишком похоже на правду,