Тёмный мёд. Сборник произведений. Алекс Равенсо
комнаты, подошел к столу, достал с нижней полки непочатую бутылку виски, отвинтил пробку и разлил содержимое по полу, затем зажег спичку и бросил ее вниз. Пламя вспыхнуло с секундной задержкой, на мгновение осветив глубокие морщины на его переносице, потом он отвернулся. Даже если здесь что-то было, его уже не найти.
Судьба решает за нас все, подумал Винни, даже то, о чем мы не подозреваем. Миллионы гибнут каждый день, но иногда ты даешь сто миллионов смертей за одну жизнь. И все равно проигрываешь, вот как Косой. Он купил это виски, чтобы отпраздновать вчерашний день рождения, а уже сегодня наступил день его похорон. Какая чертова ирония. Какое чертово совпадение.
Стоящий на краю стола телефон зазвонил. Винни, почти не раздумывая, подскочил и схватил трубку.
– Кролик, – верещал на том конце испуганный голос, – это ты?
– Кролика больше нет, – сказал Винни.
– Пух? – голос в трубке задрожал еще сильнее. – Твою мать, ты себе не представляешь, Пух, как же я рад тебя слышать!
– Иа? – спросил Винни.
– Да, Винни, это Иа. Я звоню из автомата и у меня совсем нет времени объяснять, но… в общем, тут серьезная проблема. Винни, у меня пропал хвост. Я на углу сорок второй и Ризен…
В трубке что-то щелкнуло и пошли короткие гудки.
– Дерьмо, – выругался вслух Винни. – Ты слышишь, Пятачок? Спираль развернулась до конца, теперь ей пора сжиматься. У Иа неприятности, полицейские висели у него на хвосту три недели, и сейчас Ослик сказал, что хвост пропал.
– Дерьмо, – выругался стоявший в коридоре Пятачок. – Если полосатые убрали хвост, значит скоро они уберут самого Иа.
– Верно. А без Иа мы не узнаем, кто стоит за нелегальными поставками меда в город… Клубок раскручивается, Пятачок, и мы должны успеть его смотать первыми. Чертова черная бухгалтерия сама себя не найдет, а без Иа мы не найдем даже, за что в этом клубке ухватиться.
Он выбежал из полыхающей комнаты, схватил Пятачка за ворот плаща и сквозь зубы прошипел:
– Бери ружье, мы идем на охоту за медом.
Ножи всегда опасны, даже когда лежат на столе. Ты смотришь на их остро заточенное лезвие и понимаешь, что эта вещь может тебя убить. Ты берешь их в руки и удивляешься тому, насколько смертельным может быть эта холодная сталь. Пуля тупа, пуля летит туда, куда ты ее отправишь, и пуля не выбирает. А нож… нож всегда сам знает, куда воткнуться. Нож чувствует, как бьется в твоих венах под тонкой кожей кровь, как она пульсирует и боится вытечь из твоих сосудов. И его влечет к ней, тянет туда, где любое его прикосновение смертельно. Где каждый поворот металла принесет бесконечную боль. Где любое движение делает рану еще больше. И ты понимаешь, что потому они опасны, даже когда лежат на столе.
Тем более, когда они воткнуты в чье-то горло.
Тело Ослика накрывали простыней, белой, и уже грязной. К серым потекам добавлялись красные, неестественно яркие в предрассветном