W. Том 2. Не то чтобы мало, но жертвы были. Вячеслав Гусев
разрушающий тайфун. Придёт время, когда появиться он: школьные казни покажутся детскими играми, м`онархия сменится монарх`ией с лепестками тирании и фашизма, а сам Верлиока встанет Эверестом в Австралии. Сгинет демократия, утонет право в трупной гнили. Границы стран исчезнут вовсе. Война ни за что родится между всеми. Достижения политики, науки, техники уйдут с приходом монарх`ии. Мир не придёт к прежней дикости – он рухнет в яму забвения, которую человечество начнёт копать глубже, и над которой вскружит и будет парить над ней единое существо кошмара – Верлиока.
Ну, эмбрион развивается в стенах вэртской школы, внешний мир не замечает города рабов, внутри его ещё царит м`онархия…
Глава 3 «Память»
Ты так думаешь, что этого никогда не было…
– Вы никто, перхоть человечества! Вы никогда не смеете выражать своё мнение, убогие твари! Рабы. Понятно, что сейчас вы думаете, добьётесь чего-то в жизни. Добьётесь «всего»?! Ха-ха! Никто из нас не войдёт в «высшее общество» Вэрта. Туда никак не попасть таким, как мы. Только если родственные связи есть или вэртские узы. Ну, тогда, наверное, вы достигните такого уровня эволюционного развития и изысканных манер, вдруг захочет… – Проповедует учительница литературы. – Разбивайте же в кровь ладони свои аплодисментами! Кричите: «Шарман! Шарман!», когда видите великих существ, как… Вэрт. У меня, конечно, не получается французская «р», но вы поняли меня. – Время урока заканчивается. – Ре-бя-та! Послушайте меня внимательно: мы низшие из низших, ничтожества, из себя ничего не представляющие; даже причастные обороты не можем разрывать в речи бедной своей! Помните это до смерти!
Так закончилась очередная лекция изъятия внутренних стержней у рабов, утилизация, массовая обработка на уроке литературы. «Ставить ни во что!» – одна из немых речовок преподавательницы-тирана. Рабоциальная программа хорошо вошла в жилы.
День тянулся. У раба Спящего ругательные слова вырывались из кривого рта напором, как рвота. Раб Тихий по этому поводу обескуражен. Только другое больше отвлекало его не концентрированное совсем внимание – опарыши в голове. Они гнездятся пару недель. Поражение своеобразным гельминтозом начиналось с ноги, которую пришлось расковырять до кости, хоть ничего не обнаружить. На перемене после оглушительного звонка белые, мягкие, толстые черви взбунтовались. Я принял решение сделать трепанацию черепа. Чья-то бородавка услышала сей интересный ход и Вэрт взял инициативу. В подвале пациента усыпили принудительно – удар в солнечное сплетение тяжёлым кулаком предшествовал точечную инъекцию в сонную артерию. Верлиока отыскал старую да ржавую пилу.
Каждое движение спиливания верхней части головы Тихого сопровождалось жутким, завораживающим звуком, ну и, конечно отчаянным рёвом опарышного рабца. Немного не допилив, Вэрт обломал часть черепа чётким ударом тыльной части ладони. Кусок кости