Оракул прошлого. Леонид Зайцев
сложилась пополам от удара ногой в пах. Я не дал долго страдать бедолаге, одним движением свернув ему шею. Из-за темноты в доме и треска возобновившейся стрельбы, напарник покойного, не подозревая об участи, постигшей его товарища, безбоязненно вошёл в кухню следом за ним. Я не стал его мучить и просто пристрелил из трофейного ствола.
Судя по разномастному оружию и одежде, на меня напали не полицейские, не солдаты и не бойцы какой-нибудь частной охранной структуры, а простые бандиты вроде тех, с которыми мы с Ником имели дело с утра. В данный момент некогда было подумать о том, случайный ли это налёт, или целили именно в меня, но я завязал узелок на память, чтобы поразмыслить об этом на досуге. Сейчас же меня занимали дела поважнее.
О том, чтобы просто уйти, покинуть дом и переждать пока угроза не минует, теперь не могло быть и речи. Я разозлился. Сколько можно терпеть, что твоё жилище раз за разом превращают в руины? Им всем мало того, что убили моих жену и сына. Так теперь они расстреляли даже память о них – единственную фотографию! И я, мгновенно и справедливо рассмотрев дело о нападении на мирное жилище, как суд, как судья вынес смертный приговор преступникам, которых на слух оставалось ещё человек пять. Приехали, по-видимому, на двух легковушках.
Используя кухонную плиту и холодильник в качестве ступеней, я забрался под самый потолок и улёгся на шкафах гарнитура, занимавшего всю стену. Здесь было чертовски пыльно, и я, стараясь не дышать носом, поклялся себе, что стану впредь уделять больше внимания содержанию в чистоте не только столов и тумбочек, но и таких труднодоступных мест.
С этого своего насеста я мог, насколько позволял сумрак моим привыкшим к темноте глазам, контролировать почти треть гостиной. Любопытно, но, даже превратив в решето мой дом и мою мебель, нападавшие до сих пор не рискнули войти и проверить результаты своего налёта. А меня совсем не устраивало продолжение, при котором налётчики спокойно рассаживаются в свои автомобили и исчезают в ночи. Приговор уже вынесен.
Скорее всего, стрелки выжидали, жадно вслушиваясь в тишину порушенного домашнего уюта. Они знали, что нападение оказалось для меня неожиданным, а потому надеялись, что я уже отдал душу создателю. И всё же побаивались, что свидетельствовало об их осведомлённости в отношении моих бойцовских качеств. А значит, ни о каком случайном выборе жертвы и речи быть не может, они шли именно ко мне. Меня передёрнуло, ибо даже самому себе я боялся признаться в том, что это означает. Никто из бандитов, с которыми мне приходилось сражаться, управляя чужим телом, не знал ни моего настоящего облика, ни того, где я живу, ни времени, когда я появлюсь дома! А эти налётчики знали.
Мне снова пришлось отложить неприятные размышления, ведущие прямой дорогой к горьким выводам, так как нападавшие, в конце концов, решились войти в дом. Их поджимало время. Соседи, без сомнения, вызвали полицию. И хотя стражи порядка никогда не спешили на вызовы, грозившие им столкновениями с группами хорошо вооружённых бандитов,