Великая война. Верховные главнокомандующие (сборник). Юрий Данилов
было подвести под подозрение все инородческое население: евреев, немцев, поляков или другие народности, чем выдвигать против того или другого отдельного лица какое-либо конкретное обвинение, которое еще нужно было показать. На почве этой обстановки, создаваемой, к сожалению, каждой войной, возникало много печальных случаев и недоразумений.
С началом наших военных неудач, подозрительность, естественно, увеличилась и захватила все больший и больший круг людей. Некоторые на этой подозрительности строили свою служебную карьеру, и я сам знавал одного очень крупного начальника, который, в период отступления русских войск из Галичины и Польши, хвастался, говоря: «Всякого инородца, которого я встречаю с лицом, обращенным к противнику, я рассматриваю как предателя России!..»
Особенно прославился своею жестокостью к инородцам начальник штаба Северного фронта генерал [М. Д.] Бонч-Бруевич.[98] Когда мне пришлось занять этот же пост после него, то первые недели едва ли не половину времени мне потребовалось употребить для разбора всякого рода жалоб на его деятельность. Этот Бонч-Бруевич слыл за антиправого, а его брат был известным большевиком, игравшим в начале революции большую роль. Впоследствии и правый Бонч-Бруевич оказался на службе большевиков. Недаром про него ходил пророческий рассказ, что во время маневров его суетливый начальник, терявший быстро голову, кричал: «Скачите, Бонч – направо, Бруевич – налево!» Такой способ двойного охвата всего обширного диапазона политических партий генерал Бонч-Бруевич и провел полностью в своей дальнейшей служебной карьере, пользуясь позицией, занятой его братом большевиком.
Разумеется, Ставка должна была дать в вопросе об отношении к инородцам соответственную директиву, и обязанность эта лежала на начальнике штаба Верховного, в распоряжении которого имелась гражданская канцелярия для всех дел по части управления населением, проживавшим на территории военных действий. Но, к сожалению, здесь-то именно и проявился мало уравновешенный характер начальника штаба Верховного, человека мало опытного и не ведавшего, что неправильно, хотя и слегка только нажатая сверху кнопка отражается внизу всегда чрезвычайно болезненными явлениями. Несомненно, что он «горел» праведной ненавистью ко всякой возможности предательства и шпионажа. Но от этого «горения», вследствие его неуравновешенной системы управления, к сожалению, много страдали не только отдельные лица, но и целые группы населения.
Недоверие обуяло в этот период времени Русскую армию не только в отношении мирного населения. Оно распространяюсь также частично на офицерский состав. Печальный образец представляет собою, например, дело бывшего подполковника [С. Н.] Мясоедова,[99] преступление которого так и осталось не достаточно доказанным.
В дневнике одного из чинов штаба генерала Алексеева[100] имеется по поводу этого дела следующий абзац:
Бонч-Бруевич Михаил Дмитриевич (1870–1956). Генерал-лейтенант (1944). В начале Первой мировой войны назначен генерал-квартирмейстером штаба 3-й армии; с сентября 1914 г. – генерал-квартирмейстер штаба армий Северо-Западного фронта. С апреля 1915 г. – в распоряжении Верховного главнокомандующего; с августа 1915 г. – исполняющий должность начальника штаба армий Северного фронта; с февраля 1916 г. – в распоряжении главнокомандующего армиями Северного фронта. После февраля 1917 г. кооптирован в состав Исполкома Псковского совета рабочих и солдатских депутатов, активно сотрудничал с советами. В ноябре 1917 г. после Октябрьского переворота назначен начальником штаба Главковерха. После расформирования Ставки в феврале 1918 г. вызван в Петроград; организатор обороны города и границ республики. Добровольно вступил в РККА. В марте – августе 1918 г. – военный руководитель Высшего военного совета, затем в распоряжение СНК. С 1923 г. в отставке.
Мясоедов Сергей Николаевич (1865–1915). Полковник. Служил в 105-м пехотном Оренбургском полку; с 1892 г. – в Отдельном корпусе жандармов; с 1894 г. – помощник начальника железнодорожного жандармского отделения в Вержболове; в 1901–1907 гг. – начальник Вержболовского отделения. Поддерживал хорошие отношения с германскими пограничными властями, был знаком императором Вильгельмом II. В 1907 г. вышел в отставку; в 1909 г. познакомился с военным министром В. А. Сухомлиновым; в 1911 г. восстановлен на службе, перешел в военное министерство. В 1912 г. стрелялся на дуэли с обвинившим его в шпионаже депутатом Государственной думы А. И. Гучковым (статьи против Мясоедова появились в газетах «Вечернее время» и «Новое время»). После дуэли уволен в запас; расследование, проведенное по итогам скандала, не подтвердило обвинения. С началом Первой мировой войны как пехотный офицер мобилизован в армию; через некоторое время был назначен переводчиком в штаб 10-й армии. В феврале 1915 г. по инициативе генерал-квартирмейстера штаба армий Северо-Западного фронта генерала М. Д. Бонч-Бруевича и начальника контрразведки штаба фронта полковника Н. С. Батюшина был арестован по обвинению в шпионаже и мародерстве (главной уликой стали показания возвратившегося из плена в декабре 1914 г. подпоручика Я. П. Колаковского). Несмотря на слабую доказательную базу, военный суд приговорил Мясоедова к смерти (казнен 20 марта 1915 г.); командующий армиями Северо-Западного фронта генерал Н. В. Рузский не подписал приговор («ввиду разногласия судей»), однако он был лично утвержден Верховным главнокомандующим Великим князем Николаем Николаевичем. В дальнейшем, по этому делу было арестовано 19 человек; жертвой «дела Мясоедова» стал военный министр В. А. Сухомлинов, находившийся в хорошем знакомстве с казненным (в июне 1915 г. министр был отправлен в отставку). «Дело Мясоедова» привело к усилению подозрительности и «шпиономании» в русском обществе и сыграло значительную роль в «немецком погроме» в мае 1915 г. в Москве.