Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2016. Коллектив авторов

      Прощенье… словно отраженье

      одной любви моей в другой…

      И непонятное решенье —

      взмахнуть рукой,

      тебя как будто призывая…

      Смотри же, это я стою,

      уже седая, но живая,

      и душу слушаю твою,

      что по стеклу дождем струится.

      Какой же, Боже, в этом стыд,

      коль сердце бедное, как птица,

      по-человечьи говорит?

      А вот смешно, а вот нелепо —

      такой живой такое сметь.

      Я забываю слово «небо»

      и вспоминаю слово «смерть».

      Оно мне кажется каким-то

      приотворенным, словно дверь.

      И нет ни боли, ни тоски там,

      где спят друзья мои теперь.

      И в этой вечной колыбели

      никто не плачет уж навзрыд,

      Но тихо-тихо… еле-еле

      по-человечьи говорит.

      Мама моя голодает

      в вольной своей Украйне.

      Ангелы к ней прилетают.

      Справа, который крайний,

      крошки в ладонь собирает —

      голод на небе тоже.

      Слева, который, играет

      ей на губной гармошке.

      Вместе они толкуют

      вот на какую тему:

      как это там рифмуют

      где-то о них поэму,

      если на завтрак – крошки,

      да и на ужин – крошки,

      если дыханье божье —

      только в губной гармошке.

      Справа и слева – крайний —

      глупым поэмам внемлют.

      И под цветком герани

      их зарывают в землю.

      Чужесть царит на свете.

      Чужесть страшней чумы!

      Эти чужие дети —

      Господи, это мы!

      Тот, о ком сердце болело,

      как же ты стал чужим?!

      Чужесть на свете белом

      стелется, словно дым.

      Дочиста прогорело —

      нечего поджигать!

      Чужесть меня пригрела,

      словно родная мать.

      Ей же сдались на милость

      села и города.

      Заново породнились

      Чужестью навсегда.

      Ночью в слезах проснулась

      бабка в селе одна.

      Чужесть домой вернулась —

      плачется у окна:

      Матушка, обними меня,

      матушка, обогрей.

      И от чужого имени

      освободи скорей!

      Мается Чужесть, стучится —

      плачет старуха во сне.

      Поезд товарный мчится —

      мимо в ее окне.

      Дверь распахнулась – Ну же!

      Доченька, ты моя —

      И обогрела Чужесть —

      и обняла себя!

      Малые мира сего,

      жить на отрубленной ветке —

      холодно и высоко…

      Падают к Богу монетки

      все сквозь дырявый картуз

      у музыканта-калеки.

      Он же не дует и в ус —

      Струны, прижатые к деке,

      левою…