Кто не спрятался. Клер Макинтош
точно собьет. Я чувствовала такую ответственность за растущую во мне жизнь, что даже дорогу спокойно не могла перейти, не подумав о том, что это опасно.
В тот раз я пошла в магазин за молоком, сказав маме Мэтта, что мне пойдет на пользу прогулка. Мне так хотелось помочь ей, отблагодарить за то, что приняла меня к себе в дом… Уже сгустились сумерки, и по дороге домой я вдруг поняла, что кто-то за мной идет. Я ничего не услышала, просто во мне вдруг вспыхнула уверенность в том, что меня преследуют, – более того, этот человек не хочет, чтобы я его заметила!
Сейчас я ощущаю ту же уверенность.
Тогда я не знала, что мне делать. Я перешла на другую сторону дороги – но преследовавший не отставал. Я слышала его шаги, он догонял меня и уже не прятался. Оглянувшись, я увидела мужчину – парня не старше Мэтта, куртка с капюшоном, руки в карманах, шарф закрывает нижнюю часть лица.
Путь можно было срезать через узкую улочку за рядом домов, не улочку даже, а переулок. «Так будет быстрее», – решила я. Тогда я не рассуждала логически, мне просто хотелось поскорее оказаться дома, в безопасности.
Свернув за угол, я перешла на бег – и парень последовал моему примеру. Я бросила сумку с молоком, и пластмассовая крышка отлетела в сторону. На мостовой расплылась огромная белая лужа. Через мгновение я тоже упала, ударившись коленками и прикрывая живот ладонями.
Все закончилось очень быстро. Парень наклонился надо мной, обыскал мои карманы, вытащил бумажки и убежал, оставив сидеть на брусчатке. Я успела разглядеть только его глаза.
Шаги приближаются.
Я иду быстрее, заставляя себя не переходить на бег. От неестественной скорости у меня меняется походка, и моя сумка раскачивается из стороны в сторону.
Впереди идут несколько девушек, и я стараюсь догнать их. «Вместе безопаснее», – .думаю я. Девушки дурачатся – подпрыгивают, смеются, но они не пугают меня. В отличие от шагов сзади. Они все громче, все ближе.
– Эй!
Голос мужской. Грубый, хриплый. Я прижимаю сумку к груди, чтобы ее не открыли, но тут же впадаю в панику – если ее попытаются отобрать, я упаду. Я вспоминаю, что всегда советовала делать своим детям в таких ситуациях: «Лучше, чтобы тебя ограбили, чем ранили. Не сопротивляйтесь, сразу все отдавайте, – вот что я им говорила. – Ничто не стоит того, чтобы вы пострадали».
Шаги ускоряются. Мужчина перешел на бег.
Я тоже уже бегу, но от паники становлюсь неуклюжей, подворачиваю лодыжку и чуть не падаю. Я слышу тот же голос, но кровь так шумит у меня в ушах, что я не могу разобрать слов. Я слышу только его бег – и собственное дыхание, громкое, болью отдающееся в боку.
Лодыжка болит. Далеко мне не убежать, так зачем даже пытаться?
Я сдаюсь. Поворачиваюсь.
Он совсем молодой – лет девятнадцать-двадцать. Белый. Мешковатые джинсы, кеды, шлепающие по бетонному полу.
«Я отдам ему свой мобильный – наверняка ему нужен именно мобильный. И деньги. У меня есть с собой деньги?»
Я уже снимаю сумку с плеча, но тут парень меня