Сегодня – позавчера. Испытание огнем. Виталий Храмов
прижал к сердцу сокровище. Проходя мимо меня, прямо испепелял взглядом. Я не удержался от подобной провокации, резко дёрнулся в его сторону:
– Бу!
Он так резко отшатнулся в испуге, что сел задницей в снег, под всеобщее ржание. Политрук осуждающе покачал головой. Я тоже получил на свою избу, пошёл обратно. Чувствовал, как спину мне буравили злобные взгляды.
Избу было не узнать: пол переливался оттенками золота от душистой соломы в пляске огня в печи-голландке – пока таскали туда-сюда, хату выморозили. Ничего, прочищенная печь быстро прогреет, а проветривание только на пользу. Все замерли, не отрывая глаз от котомки.
– Есть сегодня будем хлеб с чаем. Хлеб морозовый, чай не заварен. Надо мухой найти тару под чай. Пока чаёк заварится, хлеб оттает.
Я разложил каменные буханки на печи. Поставили на огонь ведро с водой. Всё население избы расселось перед буханками, как перед телевизором, взгляд не отрывали. Я вздохнул:
– Мужики, я отлучусь ненадолго. Никого не впускать, никого не отпускать. Если кто хлеб хоть тронет, порежу на ремни.
Я сбегал к конвоирам за своим мешком. Сержант, наклонившись, спросил:
– Помочь? Подстраховать?
– Не мешать. Чем быстрее этот нарыв прорвётся, тем лучше.
– Сегодня жди. Если сегодня не решатся, больше у них до самого фронта случая не будет. И Брасень это знает.
– Главарь их?
– Ага. В законе вор. Авторитетный.
– Зачем вызвался? Законным вроде как западло служить.
– То-то и оно. Глаз и глаз за таким.
– А Сивый?
– Сивый – ширма. Главарь – Брасень.
Я поблагодарил и поволок свой тяжеленный тюк в хату. Ночь. Темно. Если бы не снег под ногами, вообще ничего бы не было видно. А так я ещё на подходе заметил тень, достал ствол.
– Не стреляй, – раздался голос Ивана.
– Чего ты?
– К тебе пришёл. А они не пускают.
– Правильно делают. С чем пришёл?
– Тебя ночью убивать будут.
– Пытаться. Ключевое слово «пытаться» ты забыл. Я уже сам докумекал. Тебе-то что с этого?
– Я отказался участвовать. Меня пайки лишили и из избы выставили.
– А, обиженный и оскорблённый. Понятно.
– Ничего тебе не понятно, – Иван вдруг разозлился, но взял себя в руки, умолк.
– Ладно, казачок. А ты не засланный казачок, а? Во сне меня ножичком… Я слышал, ножи ты любишь.
– Да пошёл ты! – Иван развернулся и похрустел снегом от меня.
– Постой. Ладно, не психуй. И чего ты такой нервный? Спокойнее надо. От этого все твои беды. Надо учиться контролировать свои эмоции. Умел бы – не попался бы. Месть – блюдо, которое подают холодным. Пошли в дом. Не та погода, чтобы разговоры разговаривать.
Как только подошли к двери, она открылась – слушали, получается. Зашёл, скинул тюк, оглядел людей, печь с хлебом, только потом убрал браунинг в карман. В ведро засыпал заварки – пусть варится, будет казаться, что чай крепче, нарезал хлеб на равные куски, на каждый положил по тонкому