За тех, кто в море. Юрий Кривоносов
стула, как в гипнозе по сантиметру поднимается, и лицо на глазах сереет. Я напугался: – Мама, говорю, не волнуйтесь, не привидение это, а сын ваш живой, можете ощупать. Конечно, слез было… Потом уехал довоевывать да дослуживать, а в пятьдесят шестом демобилизовался по болезни и в Архангельск. Пенсию добрую дали, квартиру в городе. Пожил малость – не могу без воды: четверть века ведь на флоте отслужил и все командиром катера… На суда нельзя, здоровье не то, пошел в бакенщики. Квартиру отдал без сожаления и переселился сюда на пост.
Двина – река серьезная, и работа опять же для людей – сам водил суда, цену ночным огонькам знаю. Место тут как будто тихое, а покою не бывает, то свое хозяйство техническое проверяешь, то с шоферами лаешься – корма тут сгружают с барж, а они вывозят. Как забуксует машина, хлоп мешок под колеса. Разве это дело? И их вроде винить нельзя – дороги нету, после дождя размазня одна. Я из-за этого со всем местным начальством переругался, за одно и за кладбище корабельное – гниет поблизости за мыском железа тьма. Один пароходишко, правда, после того порезали, да опять забыли. И почему это без ругани у людей память коротеет?
Опять же перед ночью поспать мне требуется. Почитать даже некогда, журналов выписываю много, да все зимы дожидаются – тогда с женой перешерстим их от корки до корки, и книг проглотим множество. А летом не до того, летом река кипит, что днем, что ночью…
Река действительно жила напряженно: мчались белыми стрекозами «Ракеты», в их выпуклых глазах – окошках застыло изумление от собственной скорости; не спеша, топали буксиры, волоча вязанки барж, за которыми тянулся к берегам переливчатый волнистый шлейф. С наступлением темноты суда исчезли, остались только огоньки – белые, зеленые, красные. Одни двигаются медленно, другие быстро.
– Прилив, – говорит Михалыч, – море близко. А вот и мои огоньки – вон на бугре, это столбы, а те на воде. Некоторых отсюда и не видно, за поворотом прячутся. Если хотите все посмотреть, пошли со мной на обход, сейчас только велосипед возьму и двинем…
Он возится в сенцах, вытаскивает подвесной лодочный мотор, крепит к лодке и спрашивает:
– Думали, небось, почему огни зажигать не ехал? А у нас автоматика, сами загораются. Мое дело – батареи менять, да не проморгать, если лампы перегорели, или фотоэлемент отказал. Была, правда, у меня полоса диверсий – то один огонь не зажигается, то другой: исчезают батарейки, а кто крадет, ума не приложу. Устроил засаду и поймал ребятишек из соседнего села. Они, оказывается, наладили себе фонарики мастерить. Пошел в школу, всех собрал, рассказал кое-какие истории пострашней из морской жизни, как в войну вслепую суда водили. С тех пор они мне первейшие помощники. Бывает, кто-нибудь к моему столбу корову привяжет попастись. Пацаны тут как тут – Куда вяжешь? Нешто это тебе дерево, столб-то сигнальный. Опасность создаешь государственную!
Подружился я с этими хлопцами, сам им фонарики стал ладить из старых батарей. Верно, попало мне – списанное старье, видите ли,