Первый дон. Марио Пьюзо
за руку младшего сына, Хуана, и малютку-дочь, трехлетнюю Лукрецию. Старшему сыну, Чезаре, руки не досталось, и он уже начал сердиться. «Драки не миновать», – подумала она, но решила, что со временем Родриго будет знать характер детей так же хорошо, как и она. Неохотно она закрыла тяжелую деревянную дверь.
Они прошли лишь несколько шагов, когда разозлившийся Чезаре с такой силой толкнул младшего брата, что тот, выпустив руку отца, споткнулся и чуть не упал. Кардинал удержал мальчика на ногах, повернулся ко второму сыну.
– Чезаре, почему бы тебе не попросить того, что ты хочешь, а не толкать младшего брата?
Хуан, на год моложе семилетнего Чезаре, но куда как более хрупкого телосложения, гордо фыркнул, чувствуя себя под защитой отца. Но не успел поблаженствовать, как Чезаре шагнул к нему и пнул ногой.
Хуан вскрикнул от боли.
Кардинал схватил Чезаре за воротник, оторвал от брусчатки, тряхнул с такой силой, что каштановые локоны мальчика упали на лицо, вновь поставил на землю. Присел перед ним на корточки, взгляд карих глаз заметно потеплел.
– В чем дело, Чезаре? Чем ты недоволен?
Глаза мальчика, черные, с проникающим в душу взглядом, сверкнули, как два уголька.
– Я ненавижу его, папа, – голос звучал бесстрастно. – Ты всегда выбираешь его...
– Ну что ты, Чезаре, – добродушно улыбнулся кардинал. – Сила семьи, как и армии, в верности друг другу. Кроме того, ненавидеть собственного брата – смертный грех, а у тебя нет нужды подвергать опасности свою бессмертную душу, – он выпрямился, возвышаясь над ними, как гора. Со смешком похлопал себя по внушительному животу. – Меня определенно хватит на вас всех... не так ли?
Родриго Борджа впечатлял как габаритами, так и ростом. Его грубоватое, далеко не аристократическое лицо влекло женщин, темные глаза часто весело поблескивали, нос, пусть и большой, не выбивался из общих пропорций, чувственные губы, с которых обычно не сходила улыбка, вроде бы говорили об открытости души. Едва ли не все считали его одним из самых интересных мужчин своего времени благодаря харизме, невидимой энергии, которую он щедро излучал.
– Чез, ты можешь занять мое место, – предложила Чезаре сестра таким твердым и командным голоском, что кардинал обернулся к ней. Она стояла, сложив руки на груди, длинные белокурые локоны падали на плечи, на ангельском личике застыла непоколебимая решимость.
– Ты не хочешь идти с папой за руку? – кардинал сделал вид, что обижается.
– Я не буду плакать из-за того, что не держу тебя за руку, – ответила она. – И не буду из-за этого сердиться.
– Креция, – в голосе Чезаре слышалась искренняя любовь, – не будь дурой. Хуан просто прикидывается маленьким. На самом же деле он может постоять за себя, – и пренебрежительно посмотрел на своего брата, который утирал слезы шелковым рукавом рубашки.
Кардинал взъерошил темные волосы Хуана, подбодрил его:
– Перестань плакать. Можешь взять меня за руку. –